Стихи про осень детские красивые: Детские стихи про осень, осенние стихи для малышей — Стихи, картинки и любовь
Дитя Островов
I.
КОРИЧНЕВАЯ Осень приходит своей щедрой рукой
Связывая Урожай в тысячу снопов:
Желтая слава сияет над землей,
Сияет на соломенных углах и низких крышах домов,
И золотит веселым светом увядающие листья :
Красиво даже здесь, на холмах и долинах;
Еще прекраснее там, где земля Шотландии принимает
Разнообразные лучи ее лесистых гор градом,
С оттенками, по сравнению с которыми наши слабые и более трезвые оттенки бледнеют.
II.
Ибо здесь Алая рябина, кажется, издевается над
Красным морским кораллом – ягодами, листьями и всем остальным;
Свет, качающийся от влажной зеленой сияющей скалы
Который ложится мутным падением пенящегося потока;
И там пурпурный кедр, величаво высокий,
Поднимает свою коронованную голову и озаренный солнцем ствол;
И лиственница (мягко поникшая, как девичья пелена)
Склоняется над озером, что кажется сапфиром самоцветом
III.
И повсюду расцветает славный вереск,
Его царственная мантия над горами раскинулась;
Ухаживание за пчелой медово-сладкими благовониями,
Многими незримыми полевыми цветами обильно осыпается;
Восхождение под радостной ликующей поступью
Нетерпеливых альпинистов, легкое сердце и тело;
Или податливое, мягкое, свежее упругое ложе,
Когда сгущаются вечерние тени, слабые и тусклые,
И покинутые солнцем утесы стареют, и худы, и мрачны.
IV.
О, Земля! Впервые увиденный, когда Жизнь была совершенно неизвестна,
Словно неведомая страна над волною,
На которую теперь оглядывается мое путешествовавшее сердце,
Отмечая каждый солнечный путь, каждую мрачную пещеру,
Здесь память, а там могила: —
Страна романтики и красоты ; благородная земля
Брюса и Уоллеса; земля, где, тщетно храбрый,
Злополучный Стюарт сделал свой последний бой,
V.
Я люблю тебя! Я тебя помню! хотя лет
Пронеслись над холмами, которые знал мой дух,
Чьи дикие невозделываемые высоты удерживает плуг,
Чьи метельчатые лощины блестят в росе.
Еще сияет спокойный свет таким же насыщенным оттенком
Вдоль раскинувшихся внизу лесистых долин?
Все еще мерцает незабытая синева моего одинокого озера?
О, земля! хотя невидимо, как хорошо я знаю
Великолепие твоего лица в этом осеннем сиянии!
VI.
Я знаю твои глубокие долины, где кричат орлы;
Я знаю свежесть твоего горного бриза,
Твои ручейки, беспрестанно журчащие вниз,
Пение твоих птиц среди деревьев,
Смешавшись тысячей мелодий!
Я знаю одинокий покой твоих березовых беседок,
Где тихий ропот трудящихся пчел
И сердце убаюкивает даже наяву.
VII.
Я знаю серые камни в скалистой долине,
Где дикие благородные олени собираются, один за другим,
И слушайте, пораженные, к поступи людей
Которые предательский ветер дул назад!
Итак, — с такими темными величественными глазами, где сияло
Не столько ужас, сколько изумление, — благородно шли
Перуанские инки, когда через неведомые земли,
Жестокий завоеватель с окровавленным именем
Пронесся, преследуя меч и опустошительное пламя!
VIII.
Так схвачены, так преследуемы, так преследуемы до смерти,
Дикий свободный монарх холмов будет,
Хитроумными людьми, которые ползают, задыхаясь,
Над утесами и пучками вереска, на согнутом колене,
Приседание с самым воровским предательством;
Наблюдая за тем, что их слабые глаза едва видят,–
Момент, давно отложенный и долгожданный,
Когда быстрый ружейный выстрел с триумфом будет произведен.
IX.
Смотри! смотри! Какое знамение поднимается на небо?
Слава его великих предательских рогов;
Широко раскидистый, многоветвистый и благородно-высокий,
(Такая порча атаманский чертог гордыней украшает.)
О, Лесной Король! Ярмарка следующего утра
Что сияют над теми холмами, Пропустят твой гребень
С их залитых солнцем пиков! Он ранен, — но презрение
Умереть без борьбы: горькая тоска,
Он летит, а дневной свет меркнет, отступая на Западе.
Х.
Бен-Доран сияет, как железо в кузне,
То становится холодным лиловым, — то мрачно-серым;
И вниз по овражному перевалу и горному ущелью
Лучи луны играют на дрожащих водах,
(Хоть небо еще испещрено золотыми слитками
И там стоит благородное существо, в страхе;
Его напряженные конечности дрожат от холода,
В то время как слабость застывает в глазах, которые так дико сияли смело.
XI.
Его прекрасная величественная голова низко склоняется;
И, прыгая на его израненный и истекающий кровью бок,
Свирепые псы придавливают его силою абордажной;
В то время как нетерпеливые люди идут быстрым шагом,
И ликуют, ликуя в своей сбитой с толку гордыне.
Ныне из ножен вытащен сверкающий нож
Пронзает его широкое горло: зияет зияющая рана:
Один булькающий стон, последний глубокий вздох жизни,
Колодцы с его хлещущей кровью, – и закрыто все раздор!
XII.
Готово! Преследуемое животное Отчаяние,
Над застывшей ноздрей дует вечерний воздух;
Над остекленевшим взором быстро сгущается настоящая тьма;
В машину бросают тяжелый труп;
И мчится домой запоздалый охотник,
Желая похвалиться наконец своим успехом,
И показать красоту своего рогатого трофея,
Ей он любит лучшую, – деву с нежными глазами!
XIII.
И та, чьё нежное сердце бьётся и сжимается
При громком лае наказанной гончей,
Розовыми губами и игривой улыбкой выпьет
Горское здоровье тому, что кружит.
И где лежит тварь, с багровой раной,
И холодные, суровые конечности, и лиловые глаза полузакрыты,
Там утром найдутся ее нежные ноги!
Из таких странных смесей состоит сердце,
Так натурально-мягко, — так твердо, хитрым ЗАКАЗОМ блестит.
XIV.
Но, вот! суббота поднимается над этими холмами!
И быстро собираясь из многих дальних домов,
Горные группы для дальнего поклонения приходят.
Легко поднимаются их шаги, привыкшие бродить
Миль через бездорожный вереск день за днем:
Девушки, с ногами белыми, как пена,
И парни, чьи разнообразные тартаны, ярко-пестрые,
С переменным цветом украшают извилистый горный путь.
XV.
И некоторые, со сложенными руками и взорами смиренными,
Безнадежно крадут томительные взгляды в спину,
Их юные сердца не менее благоговейно чисты
Потому что они надеются приветствовать акценты добрые,
И, в той субботней толпе, Любимого найти;
И дети, взглянув невинными глазами,
На каждый цветок, что трепещет на ветру;
И пастухи седовласые, и спокойные, и старые, и мудрые,
С мужицкой мудростью, — привлеченной созерцанием неба.
И старые жены, которые с заботой о субботе надели
Их снежные мундиры, чистые, свежие и белые;
И благочестивые глаза, что хорошо КНИГА обманули;
И головы с головами, обвязанными яркими лентами;
И, наконец, — внук старика, ступая налегке
По его слепым стопам; или Мать мягкая,
Чей тенистые ресницы скрывают ее поникший взор,
Неся свое недавно крещеное дитя: —
И все же дружеской беседой их путешествие обманывается.