Стихи на букву р: Стихи про букву Р — Стихи, картинки и любовь
Буква Р в стихах и пословицах
Стихи про букву Р
Буква «Р» рычит как рысь,
Ты её поберегись!
«Про важную букву Р»
Устал шофер: длинна дорога!
Вот буква «Р» вдали видна…
Передохни, шофер, немного:
Стоянка здесь РАЗРЕШЕНА.
Автор: А.Шибаев
«Буква Р шутит»
Вот какая смехота:
«Р» свалилась на кота!
КОТ не кот теперь, а КРОТ,
Роет он подземный ход.
Автор: А.Шибаев
«Радуга»
Радуга-дуга,
Не давай дождя.
Давай солнышка –
Колоколнышка.
Автор: К.Чуковский
«Рыжий и красный»
Как по речке, по реке
Ехал рыжий на быке.
Только на гору взобрался,
Ему красный повстречался.
Рыжий красного спросил:
— Чем ты бороду красил?
— Я не краской,
— Не замазкой,
Я на солнышке лежал,
Кверху бороду держал.
Автор: К.Чуковский
Здравствуй, буква Р. Я тебя хорошо знаю, и легко найду в словах:
Ряд
Репа
Разряд
Рубрика
Разговор
Растирание
Разрыхлитель
Разбрызгиватель
Речные рыбы: карась, ёрш, лещ, окунь, плотва
Буква «Р» любит сказки:
«Репка» — посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая…
«Русалочка» (Г.-Х. Андерсен). В открытом море вода совсем синяя…
«Рапунцель» (Братья Гримм) . Однажды жили на свете муж и жена; им давно хотелось иметь ребенка…
Пословицы на букву «Р»
Разум силу победит.
Речи как снег, а дела как сажа.
Речами тих, да сердцем лих.
Разума много, а денег нет.
Разумный и в пустыне дорогу найдет, а глупый и на дороге заблудится.
Ругает реку, а хвалит лужу.
Рукавицы за поясом, а он их ищет.
Речи — мед, а дела — как полынь.
Риск — благородное дело.
Ретивая лошадка недолго живет.
Ретивому коню тот же корм, а работы вдвое.
Речи у него сладки, да кусаются за пятки.
Буква «Р»
Пять лет Серёже в январе,
Пока — четыре, пятый,
Но с ним играют во дворе
И взрослые ребята.
А как на санках, например,
Он с гор летает смело!
Серёже только буква „р»
Немного портит дело.
На брата сердится сестра,
Её зовут Марина.
А он стоит среди двора,
Кричит: — Ты где, Малина?
Она твердит: — Прижми язык,
Прижми покрепче к нёбу! —
Он, как прилежный ученик,
Берётся за учёбу.
Твердит Марина: — „Рак», „ручей», —
Марина учит брата.
Он повторяет: — „Лак», „лучей»,
Вздыхая виновато.
Она твердит: — Скажи „метро»,
В метро поедем к дяде.
— Нет, — отвечает он хитро, —
В автобус лучше сядем.
Не так легко сказать „ремень»,
„Мороз», „река», „простуда»!
Но как-то раз в январский день
С утра случилось чудо.
Чихнула старшая сестра,
Он крикнул: — Будь здоррррова! —
А ведь не мог ещё вчера
Сказать он это слово.
Теперь он любит букву „р»,
Кричит, катаясь с горки:
— Урра! Я смелый пионеррр!
Я буду жить в СССР,
Учиться на пятёрррки!
Автор: А.Барто
Муниципальное Бюджетное Дошкольное Образовательное Учреждение Детский сад №14 “Олененок” » Стихи на букву (звук) — Р.
22 Апр 2020 Страница логопеда 489
Сороконожки. На рассвете по дорожке В класс бегут сороконожки. Раньше всех они проснулись, Раньше всех они обулись, Натянув на сорок ног Сорок маленьких сапог. И теперь бегут из норок Раньше всех минут на сорок. В. Орлов. Терка. Ната и Егорка покупали терку. – Ну и терка, – шепчет брат. – Будем брать! – Не будем брать! – Возражает Ната. – Терка дыровата! Мы по городу пойдем, Может, целую найдем! А. Клюшев. Ведра. Ведра пустые – ленивые ведра. Им неохота идти за водой: Очень морозная нынче погода, Холодно в прорубь нырять с головой. В. Степанов. Во-первых, собачку слегка раздражает, Что дачу высокий забор окружает. Ведь если б не этот противный забор, То с кошками был бы другой разговор. Б. Заходер. Мышь в углу прогрызла норку, Тащит в норку хлеба корку. Но не лезет корка в норку – Велика для норки корка. **** Разобиделся Макар – Искусал его комар. Но поймите комара: Ничего не ел с утра! **** Получили мы подарки. Кирпичи, бруски и арки Из коробки мы берем, Строим мы красивый дом.Строим быстро, строим споро, Без цемента, без раствора. Дом растет все выше, выше, Есть карниз, труба и крыша… Дом построен. У ворот Ждет игрушечный народ. Проходите, Черепашка, Крокодил и Чебурашка, И Петрушка, и Матрешка, И игрушечная кошка! Радуйтесь, игрушки, звери, Открывайте окна, двери, Новоселье затевайте, Пойте, прыгайте, играйте! И. Лопухина
Драка. В реке большая драка: поссорились два рака. Рак пятится от рака четвёртый час подряд. Хотят другие раки Подраться в этой драке, но тоже почему-то все пятятся назад. Зелёная рачиха Сказала очень тихо, взяв за клешню усатого сынишку своего. Она сказала: «Раки Не могут жить без драки! Но с этим не поделать, как видно, ни-че-го». Р. Сэф. Рыбак и червяк. — Ты давно, рыбак, рыбачишь на Днепре? — Я пришёл сюда на ранней на заре. — Где же рыба? — я спросил у рыбака. — Не ловил — учил я плавать червяка! Г. Бойко. Рыбки плавали, ныряли, в прятки весело играли. Но однажды буква А в гости к рыбкам приплыла. .. и сейчас же у реки появились рыбаки! Рыбкам сразу стало ясно: с буквой А дружить опасно! А. Шибаев Норка у норки Норка вылезла из норки И пошла к знакомой норке. В норку норкину вошла, Норку в норке не нашла. Если в норке нету норки, может, норка — возле норки? Нет нигде. Пропал и след. Норка — здесь, а норки — нет! А. Шибаев На уроке У доски стояла Вера, не могла решить примера. В потолок она глядела и в руках вертела мел. Вижу я, что плохо дело,— и помочь ей захотел. Хоть решён пример теперь, только я — попал за дверь. А разве я подсказывал? Конечно, нет. На пальцах я показывал правильный ответ.М. Пляцковский. Катер. Из букв собрал я слово КАТЕР. Нам покататься можно, кстати: ведь в слове КАТЕР есть РЕКА. Я отправляюсь в путь: «Пока!» Куда поедем? Добрый КАТЕР мне подсказал, что к тёте Кате. Но разве слов других в нём нет? Мчит КАТЕР мой быстрей РАКЕТ. И подсказал опять мне КАТЕР избрать себе маршрут по КАРТЕ. Выходим в море. Хватит РЕК. Ура! Причалили. «АРТЕК». В. Шумилин. Буква Р. Пять лет Серёже в январе, пока четыре, пятый, но с ним играют во дворе и взрослые ребята. На брата сердится сестра. Её зовут Марина, а он стоит среди двора, кричит: «Ты где, Малина?» Твердит Марина: «Рак, ручей». Марина учит брата. Он повторяет: «Лак, лучей»,— вздыхая виновато. Сестра твердит: «Прижми язык, прижми покрепче к нёбу». Он, как прилежный ученик, берётся за учёбу. Она твердит: «Скажи — метро. В метро поедем к дяде». - Нет,— отвечает он хитро,— В автобус лучше сядем». А как на санках, например, он с гор летает смело. Серёже только буква Р немножко портит дело. Не так легко сказать ремень, мороз, река, простуда. но вот в один прекрасный день с утра случилось чудо. Чихнула старшая сестра, он крикнул: «Будь здорова!» А ведь не мог ещё вчера сказать он это слово. А. Барто.
Егор и забор Во дворе стоит забор. На забор полез Егор. - Куд-куда! — кричит петух. Оборвёшь все перья в пух! Находка. Смелый и робкий по городу шли, на тротуаре коробку нашли: «Белая береста, сосчитаешь до ста и откроешь просто». — Брось её! — воскликнул робкий, — Может быть змея в коробке! Лучше в руки не бери! Но пугаться храбрецу, как известно, не к лицу. Нет, не стал считать он до ста, он открыл коробку просто. А в коробке той — пирог,— не пирог, а городок. Город праздничный, нарядный, пряничный и шоколадный. Вот и подпись у ворот: «Смелость города берёт».Г. Сапгир. Барабан. Левой, правой! Левой, правой! На парад идёт отряд. На парад идёт отряд. Барабанщик очень рад. Барабанит, барабанит полтора часа подряд. А. Барто Через прозрачный шарик. Прозрачный красный шарик на нитке я держу, через прозрачный шарик на всё вокруг гляжу. Я вижу речку красную, и красный солнца шар, и много, много красного, как будто всё — пожар. Н. Сидельникова. Егор и Мухомор. Шёл Егор через бор, Видит, вырос мухомор. — Хоть красив, а не беру,— вслух сказал Егор в бору. — Верно ты сказал, Егор! — так ему ответил бор. А. Прокофьев Кто же первый. — Первый! — Первый! — Я! — Нет, я! — петушки заспорили. Расшумелись — не унять, застучали шпорами. Каждый быть желает первым. Бьются, бьются петушки. Полетели пух и перья, затрещали гребешки... Бьются, глупые, напрасно. Лучше кончить спор игрой. Даже маленькому ясно: первый тот, кто не второй! Г. Ладонщиков. Переполох. Слушай… Слушай… — КРАжа! — КРажа! — Грабят, братцы, — Где же стРАжа? — Что укРАли? — Два пеРА. — Безобразие! — С утРА? — Вы укРАли? — Мы не бРАли. — БРАли! БРАли! — КРАли! КРАли! Это я грачиный крик перевёл на наш язык. А. Шибаев. Радость Рады, рады, рады светлые берёзы, и на них от радости вырастают розы. Рады, рады, рады тёмные осины, И на них от радости растут апельсины. То не дождь пошёл из облака и не град, то посыпался из облака виноград. К. Чуковский. Кружок. На стекле узоры — реки и озёра. А вокруг дозором — голубые горы. И вплотную там и тут папоротники растут, На стекло подуй разок — будет маленький кружок. Реки затуманятся, горы поломаются, А в кружке увидишь двор, горку, санки и забор. Н. Поляков Наоборот. Рыба плавает в море. Кот сидит на заборе. Под землёю роется крот. Ну, а если наоборот? Чтобы рыба была на заборе, чтобы крот очутился в море, чтобы в землю зарылся кот? Не получится наоборот! Рыба вниз полетит и убьётся, крот утонет, кот задохнётся. Потому что к добру не ведёт это самое «наоборот». М. Кудинов
Насыпал Парамошка Горошка на дорожку. Зовёт теперь к порожку Дорожка из горошка. До порожка – дорожка, У порожка – рогожка. Не просыпь, Парамошка, На рогожку горошка! Доктор-логопед. Раз, два, тр-ри, четыр-ре, пять Вот как я могу считать! И на празднике вчера Громче всех кричал "Ур-ра"! С "р" мы долго были в ссоре, Я дружить с ней не хотел, И все время в разговоре Заменял её на "л". Но смешно звучит " я вылос" И не скажешь - "повзлослел"! С "р" решил я помириться Попытался, но не смог, С буквой накрепко сдружиться Добрый доктор мне помог! Я открою вам секрет: Этот доктор - логопед! Этот доктор учит деток Без ошибок говорить, Мы его должны за это Дружно поблагодарить! Ведь с коварной буквой "р" Очень дружим мы теперь! Метро. Нам проехать нехитро Через город на метро: Нет машин и пешеходов, Перекрёстков, переходов – Путь проложен под землёй Самый быстрый и прямой. И. Лопухина. Трамвай. Трамвай гремит, Трамвай звонит, По рельсам быстро мчится. В любую сторону домчит. Кто хочет прокатиться? И. Лопухина. Вертолет. Вот готовится в полет Винтокрылый вертолёт. Ни разгона, ни разбега: Раскрутили винт – И в небо! И. Лопухина. Грузовик. Грузовик огромный, Труженик большой, Грузы многотонные Возит день-деньской. Кирпичи – на стройку, Трубы – на завод. В детский сад игрушки Грузовик везёт. И. Лопухина. Троллейбус. Затормозил у тротуара Синий троллейбус, Круглые фары. Вошли пешеходы, Лишь двери открылись, И в пассажиров Все превратились.И. Лопухина. Корабль. Посмотри: корабль старинный С парусами, с мачтой длинной, У штурвала – рулевой, Ветер парус надувал, По морям кораблик гнал. И. Лопухина.
Ра-ра-ра, ра-ра-ра На дворе у нас гора. Ру-ру-ру, ру-ру-ру Собирайте детвору. Ры-ры-ры, ры-ры-ры Покатаемся с горы. Ра-ра-ра, ра-ра-ра Очень рада детвора. Ра-ра-ра, ра-ра-ра, Рама, рак, гора, нора. Ро-ро-ро, ро-ро-ро, Роза, роща, рот, перо. Ру-ру-ру, ру-ру-ру, Руки, ружья, кенгуру. Ры-ры-ры, ры-ры-ры, Рыба, рынок, рыжик, рысь.
Про страусов Страусы строят гнёзда в сторонке. Странными смотрятся эти воронки. Ямы в песке роют быстро и просто Стройные птицы высокого роста.
Радуга. В небе гром, гроза. Закрывай глаза! Дождь прошел. Трава блестит, В небе радуга стоит. С. Маршак.
Верочка с Егоркой. У костра под горкой Верочка с Егоркой. Верочка с Егоркой Твердят скороговорки. Разговор у них проворный, Быстрый и скороговорный: «Марширует офицер, Рапортует инженер, Разгорается костер», - Рады Вера и Егор.
Ворона. - Кар! – кричит ворона. – Кража! Караул! Грабеж! Пропажа! Вор прокрался утром рано! Брошь украл он из кармана! Карандаш! Картонку! Пробку! И красивую коробку. - Стой, ворона, не кричи. Не кричи ты, помолчи. Жить не можешь без обмана У тебя ведь нет кармана. - Как! – подпрыгнула ворона И моргнула удивленно. - Что ж вы раньше не сказали! Караул! Карман украли! В. Орлов.
Дворняга. Вышла дворняга Под дождь из сарая. Стала дворняга Сырая-сырая. Долго дворняга Сушилась, вздыхая. Стала дворняга Сухая-сухая. Вышла дворняга Опять из сарая. Снова дворняга Сырая-сырая. И тяжело рассказать на бумаге, Как не везло этой бедной дворняге!Н. Слепакова.
Мне вчера донесли обезьяны, Что ты ездил в далекие страны, Где растут на деревьях игрушки И сыплются с неба ватрушки. Вот и пришел я сюда О чудесных игрушках послушать И небесных ватрушек покушать. К. Чуковский.
Потерялась буква Р. Где? В трамвае, например. Или мы её вчера Не забрали со двора? Уронили в гастрономе, Не нашли за дверью в доме? Или спрятали (проверьте!) В распечатанном конверте? Может, милиционер Приведет нам букву Р? Но сказала громко Маша: - Отыскалась буква наша! Посмотри, как просто это: Рыба! Рак! Рука! Ракета! В. Творогова.
Роя норку, старый крот Разрыхлил нам огород. Л. Ульяницкая
Дни и ночи напролёт Роет крот подземный ход. Что же надо там кроту? Потемнее темноту. А. Кондратьев
У Олесика всегда С буквой «эр» была беда. Скажет «рак» - Выходит «лак». Вместо «рожь» - Выходит «ложь». У щенка, который злился, Он рычанью научился. И теперь назло беде Произносит «эр» везде: «Крокодир» и «мороток», «Мороко» и «коробок». В зоопарке «рев» и «рвица»… У кого же «эл» учиться? Н. Тимчак.
Трах-трах-тарарах! Раскатился гром в горах. Прогремел над черной тучей, Прорычал над рыжей кручей, Пусть в горах грохочет гром! Все равно гулять пойдем! С. Погореловский.
Ружье, заряженное пробкой, Ёрш подарил рыбешке робкой. С тех пор драчливый черный рак Не затевает с нею драк. Г. Сапгир.
Рыбке рак – ни друг, ни враг. Рыбке вряд ли страшен рак. Рыбке страшен червячок, Что насажен на крючок. В. Лунин.
К нам во двор забрался крот. Роет землю у ворот. Тонна в рот земли войдет, Если крот раскроет рот. (экскаватор)
Краб. Крабу невежливым кажется тот, Кто подойти не отважится. Краб с удовольствием руку пожмёт И от ноги не откажется. А. Кондратьев
У нас в реке живут бобры, Бобры бодры, бобры добры. Мудры плотин строители Бобры – речные жители. В. Лившиц.
Носорог бодает рогом, Не шутите с носорогом. С. Маршак.
В тихой речке. В тихой речке у причала рыбка рыбку повстречала: - Здравствуй! - Здравствуй! - Как дела? - На рыбалке я была. Я удила рыбака, Дядю Петю – чудака. - Где же твой рыбак? Попался? - Нет, ушел хитрец! Сорвался. Е. Чеповецкий.
«Небылицы» Как у нашего Мирона На носу сидит ворона. А на дереве ерши Строят гнёзда из лапши. Сел баран на пароход И поехал в огород. В огороде-то на грядке Вырастают шоколадки.
Что-то шепчут камыши. Ше-ше-ше, ше-ше-ше Это утка в камыше. Ша-ша-ша, ша-ша-ша Выходи из камыша. Ше-ше-ше, ше-ше-ше Нет уж утки в камыше. Ши-ши-ши, ши-ши-ши Что же шепчут камыши? шо-шо-шо, шо-шо-шо — Я пишу уж хорошо, шу-шу-шу, шу-шу-шу — Всё, что хочешь, напишу, ши-ши-ши, ши-ши-щи «Ешьте кашу»,— напиши, шу-шу-шу, шу-шу-шу — Это я уж напишу, шо-шо-шо, шо-шо-шо — Вижу, пишешь хорошо. *** Дали Маше манной каши. Маше каша надоела. Маша кашу не доела. Маша, кашу доедай, маме не надоедай! Хороша швея Наташа Шила шубку — сшила юбку. Шила шапку — сшила тапку. *** Шепчет кошке петушок: — Видишь, пышный гребешок? Шепчет кошка петушку: — Шаг шагнёшь — и откушу! *** Школьник, школьник, ты силач: шар земной несёшь, как мяч. Мышонок и Мышь Мышонку шепчет мышь: — Ты что шуршишь, не спишь! Мышонок шепчет мыши: — Шуршать я буду тише. А. Капралова. Лягушки У речушки, вдоль опушки, мимо вспаханных полей шли ленивые лягушки в гости к бабушке своей. И. Демьянов. Шишки у Мишки Бросил палку кверху Мишка. — Падай в шапку с ёлки, шишка! Шишка — хлоп по голове. Стало шишек сразу две. Е. Петрищева. Шарфик Шёл я лесом и боялся... Чей-то шарфик мне попался. Сразу лес нестрашным стал. — Эй, кто шарфик потерял?! Г. Виеру. Кошкин вагон Кошка, кот и шесть котят ехать в Кошкино хотят. Сели кошки у окошек. Восемь окон — восемь кошек. Просят у проводника восемь плошек молока. Проводник Гав-гав смущён. Вход собакам запрещён! А. Строило. Мышь как мышь Мышь как мышь, Сама с вершок! Влезла мышка на мешок. Позвала к себе мышат. Пусть крупою пошуршат! Пошуршать бы пошуршали! Только кошки помешали... Г. Лагздынь. *** Шорох, шептанье, шумок под окном, шлёпанье лёгкое... Кто это — гном? Шшш! Там за шторами, возле окна шустрым мышонком шуршит тишина. В. Лунин. Ну и Наташа! — Наташа, как мышка шуршит бумагой? — Ши-ши-ши! — А как уж шипит? — Ш-ш-ш-ш! — А как люди шепчутся? — Шу-шу-шу! — И откуда ты, Наташа, всё это знаешь? Ромашки Нарядные платьица, жёлтые брошки, ни пятнышка нет на красивой одёжке. Такие весёлые эти ромашки — вот-вот заиграют, как дети, в пятнашки! Е. Серова. Уронила белка Уронила белка шишку. Шишка стукнула зайчишку. Тот пустился наутёк, чуть не сбил медведя с ног... Под корнями старой ели размышлял медведь полдня: «Что-то зайцы осмелели... Нападают на меня». В. Шульжик. Мешок смеха (В сокращении.) Шёл медведь, косматый мех, нёс в мешке весёлый смех, зацепил мешком за сук — смех и высыпался вдруг. Раскатились по тропинке тридцать три смешинки, а за ними из мешка тридцать три смешка. М. Вайнилайтис. Мышка или кошка? Жил на свете кот-котишка по прозванью Хитрый Тишка. И жила на свете мышка по прозванью просто Мышка. Тише, тише, тише, тишь. В темноте крадётся Мышь. А за нею очень тихо, а за ней крадётся Тихон. Что ж произошло потом с этой мышкой и котом? Я не знаю — темнота. В ней не рассмотреть кота. И кругом такая тишь, что не слышно даже мышь... Только знаю: утром в норке грызла мышь сухие корки. Грызла корки? Очень странно! Ну а где ж тогда сметана? Кто же пробовал творог? Сыр и лакомый пирог? Корки грызла мышка. .. Кто ж тогда воришка? С. Иванов. Я лишний. Окапывали вишни. Сергей сказал: — Я лишний. Пять деревьев, пять ребят. Я напрасно вышел в сад. А как поспели вишни, бежит Серёжа в сад. — Ну нет, теперь ты лишний! — Ребята говорят. А. Барто. У нас в квартире. На лестнице нашей ребятишек не счесть: Катя, Миша и Саша, и Машенька есть. Два Пети живут на втором этаже. Там жил ещё третий, но вырос уже. И в нашей квартире ребята растут. Кроватки четыре — их четверо тут. Четыре пальтишка и восемь галош... Дружней ребятишек нигде не найдёшь! З. Александрова. Про большого малыша. Не шумит в реке камыш, Не шуршит под полом мышь. В этот час такая тишь! Только слышно: — Спи, малыш. У большого шалаша Слон качает малыша, А мамаша не спеша Шубку шьёт для малыша. На широком мшистом пне шьёт и порет при луне... Будет шубка хороша у большого малыша! Я про шубку напишу, но сперва слонов спрошу: «Сколько меха закупили на шубейку малышу?!» И. Демьянов. Бабушка У бабушки нашей хватает забот: для Тани с Наташей вяжет и шьёт. - Читает им книжки, поёт перед сном, гулять ребятишек ведёт вечерком. 3. Александрова. Пекарь Я песок мешаю с глиной, как муку. На горячем камне к ужину пеку: крендель для матрёшки, клоуну — лепёшки, пряники для мишки, заиньке — коврижки. Г. Ладонщиков. Пугливые камыши Я сижу и слушаю, не дыша, шорохи шуршащего камыша. Камышинки шепчутся: — Ши, ши, ши! Что вы тихо шепчете, камыши? Разве так шушукаться хорошо? А в ответ шуршание: — Шо, шо, шо! Я хожу по берегу и кричу: — С вами я шушукатьcя не хочу! Я спою над речкою и спляшу! Даже разрешения не спрошу! Я спляшу у самого камыша! Камышинки шепчутся: — Ша, ша, ша! Словно просят шёпотом: — Не пляши! До чего пугливые камыши! В. Орлов. *** — Воробей, чего ты ждёшь? Крошек хлебных не клюёшь? — Я давно заметил крошки, Да боюсь сердитой кошки. А. Тараскин. *** Есть на новом платье у меня кармашки. На кармашках этих вышиты ромашки. Ромашки, ромашки — будто луговые. Ромашки, ромашки — прямо как живые. М. Пляцковский. Грибы По тропинке шла, белый гриб нашла. Походила по опушке — отыскала три волнушки. Пошла леском — моховик под листком. А шагнула напрямик — увидала боровик. Везёт нас лошадка Везёт нас лошадка, лошадка, лошадка — ни шатко, ни валко, ни валко, ни шатко. Стегнуть бы кнутом бы лошадку, да — жалко... А. Шибаев. Наша бабушка Бабушка наша очень добра. Бабушка наша стала стара... Если на лбу появляется шишка, пуговки нет, изорвётся пальтишко или другая какая беда,— Бабушка нам помогает всегда. Бабушка тёплые варежки свяжет, бабушка вечером сказку расскажет. Слушать её мы готовы часами! Что позабудет, подскажем ей сами. Е. Трутнева. Сон. — Мама, подожди немножко, Не буди! — кричит Алёшка. Одеяло — к носу ближе: — Я во сне пятёрки вижу. Л. Корчагина. Миша пишет. Вот детишки Маша, Миша. Маша меньше, Миша выше. Миша Маше что-то пишет. Отгадай, что пишет Миша. В зверинце Тигра увидев, мышонок смеялся: — Кто это? Кто в мышеловку попался? Мамочка! Мама! Скорей посмотри — кошка сидит в мышеловке внутри! Мышка вздохнула: - Не радуйся, крошка! Тигр в этой клетке сидит, а не кошка. .. Л. Рашковский. *** На лугу поспела кашка. Кашку ест корова Машка. Машке нравится обед: ничего вкуснее нет! А. Шибаев. *** Барашки! Барашки! Барашки на речке! — Какие барашки? — сказали овечки. — Какие барашки? Ну, где они, где? Барашки не могут Ходить по воде... А. Шибаев. Когда играешь сам Когда один играешь, танцуешь и поёшь, то маме не мешаешь и ныть перестаёшь. Тогда рисуешь, пишешь, сидишь в углу, как мышь. И шума ты не слышишь, хоть сам весь день шумишь. Катюшки В деревушке три Катюшки взяли в руки три катушки, Шуре сшили сарафан, сшили дедушке кафтан, сшили бабушке жакет, сшили дядюшке жилет. А девчонкам и мальчишкам, всем Андрюшкам и Наташкам, сшили яркие штанишки, сшили пёстрые рубашки. А. Стройло. Мошки. Облепили лампу мошки, греют тоненькие ножки. Осторожно, мошки! Обожжете ножки! В. Лунин. *** Лягушки-попрыгушки, Глазки на макушке. Прячьтесь от лягушки, Комары да мушки! Кошки Однажды по дорожке я шёл к себе домой. Смотрю и вижу: кошки сидят ко мне спиной. Я крикнул: — Эй, вы, кошки! Пойдёмте-ка со мной. Пойдёмте по дорожке, пойдёмте-ка домой. Скорей пойдёмте, кошки, я вам на обед из лука и картошки устрою винегрет. — Ах, нет! — сказали кошки.— Останемся мы тут! — Уселись на дорожке и дальше не идут. Д. Хармс. Штанишки. Хороши штанишки У нашего малышки – Что за кармашки, Ремешки да пряжки! И. Лопухина. Шапка. У шапки-ушанки Шнурочки на ушках, Чтоб кверху завязывать Шапкины ушки. И. Лопухина. Шарф. Для Мишутки-малыша Вяжет Маша тёплый шарф, Шарф на шею он повяжет И «спасибо» Маше скажет. И. Лопухина. Варежки. Вяжет Мише бабушка Тёпленькие варежки, Чтобы греть ладошки Мишутке-крошке. И. Лопухина. Шубка. Тёплую шубку Наденем на Мишутку. В шубке малышка Как медвежонок Мишка! И. Лопухина. Рубашка. На Мишиной рубашке Вышиты ромашки, Вышиты ромашки, Ландыши да «кашки». И. Лопухина. *** Маша нашему малышке Шила новые штанишки, Шила шубу, шила шарф, Для Мишутки – малыша. На Малышкиной рубашке Шёлком вышила кармашки. Наш Мишутка так хорош – Краше Миши не найдёшь! Он шагает по дорожке В шитой Машею одежке. И. Лопухина. *** Шалунишка наш Павлушка! Потрошит малыш подушку! И рубашка, и штанишки – Всё в пушинках у малышки! И. Лопухина. *** Кормит малыша Наташа Из широкой плошки кашей: - Ешь, малышка, жуй, Антошка! Вот тебе большая ложка! И. Лопухина. *** Шапка, варежки и шуба, Пряжка, ремешок, штаны… Так укутан – даже губы Из-под шарфа не видны! И. Лопухина. Мышонок и Мышка (шепталка) Мышонку мама – мышка Шептала: - Шалунишка! Шумишь, шуршишь, болтаешь! Ты маме шить мешаешь! А я, - шептала мышка, - Подушку шью, малышка! В подушке не пушинки, А шутки и смешинки. Поешь пшена немножко И спать ложись, мой крошка. Лишь голову положишь – Во сне увидеть сможешь То, что шепнёт на ушко Волшебная подушка. И. Лопухина. * * * Наша Маша маленька, На ней шубка аленька, Опушка боброва, Маша черноброва. * * * У Маши мошка в каше. Что делать нашей Маше? Сложила кашу в плошку И накормила кошку. *** Что у нас в лесу на букву Ш? Это шишка шлёпнулась, шурша. Шмель и шершень шумно шарят в кашке. Шебуршат в шиповнике букашки. Что ещё в лесу на букву Ш? Шум и шорох возле шалаша. М. Яснов. * * * Шмель продаёт шары воздушные. Шары такие непослушные! Шары шуршат и в небо рвутся, А шелковинки-нитки рвутся. Г. Сапгир. * * * Шмель шнырял, шуршал в шалфее, Шмель ужасный шум затеял, Столько дел он натворил – Даже шершня разбудил. А. Пудваль. *** Шуршат осенние кусты, Шуршат на дереве листы. Шуршит камыш И дождь шуршит. И мышь, шурша, В нору спешит. А там тихонечко шуршат Шесть шустрых маленьких мышат. Но все вокруг возмущены: - Как расшумелись шалуны! А. Усачёв. *** Шмель и шершень шумно жили, На машинке швейной шили Шубки, шапочки, штаны Небывалой ширины. В. Кожевников. *** Мишка милый, мишка славный, Неуклюжий и забавный. Мишка весь из плюша сшит, Ватой пышною набит. *** Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу. Все равно его не брошу, потому что он хороший. А. Барто
известных поэтов на букву R
известных поэтов на букву R
|
Copyright © 2006-2010 Известные поэты и стихи. ком. Все права защищены. |
Роберт Фрост | Poetry Foundation
Роберт Фрост родился в Сан-Франциско, но его семья переехала в Лоуренс, штат Массачусетс, в 1884 году после смерти его отца. На самом деле этот переезд был возвращением, поскольку предки Фроста изначально были выходцами из Новой Англии, а Фрост прославился тем, что его поэзия связана с местами, идентичностями и темами Новой Англии. Фрост окончил среднюю школу Лоуренса в 189 г.2, как классный поэт (он также разделил честь со-прощального со своей будущей женой Элинор Уайт), а два года спустя New York Independent принял его стихотворение под названием «Моя бабочка», что дало ему статус профессиональный поэт с чеком на 15 долларов. Первая книга Фроста была опубликована в возрасте около 40 лет, но он выиграл рекордные четыре Пулитцеровские премии и стал самым известным поэтом своего времени до своей смерти в возрасте 88 лет.
Чтобы отпраздновать свою первую публикацию, Фрост напечатал в частном порядке книгу из шести стихотворений; две копии Сумерки были сделаны — один для себя и один для своей невесты. Однако в течение следующих восьми лет ему удалось опубликовать еще только 13 стихотворений. В это время Фрост время от времени посещал Дартмут и Гарвард и зарабатывал на жизнь преподаванием в школе, а позже работал на ферме в Дерри, штат Нью-Гэмпшир. Но в 1912 году, обескураженный постоянным неприятием его работ американскими журналами, он увез семью в Англию, где добился большего профессионального успеха. Продолжая писать о Новой Англии, он опубликовал две книги, A Boy’s Will (1913) и North of Boston (1914) , , которые создали его репутацию, так что его возвращение в Соединенные Штаты в 1915 году было знаменитым литературным деятелем. Холт выпустил американское издание North of Boston в 1915 году , , и периодические издания, которые когда-то презирали его работу, теперь искали его.
Позиция Фроста в американской литературе укрепилась с публикацией North of Boston, , и за годы до своей смерти он стал считаться неофициальным поэтом-лауреатом Соединенных Штатов. В день его 75-летия Сенат США принял резолюцию в его честь, в которой говорилось: «Его стихи помогли направить американскую мысль, юмор и мудрость, создав в нашем сознании надежное представление о нас самих и обо всех людях». В 1955, штат Вермонт назвал в его честь гору в Риптоне, городе его законного проживания; а на инаугурации президента Джона Ф. Кеннеди в 1961 году Фросту была оказана беспрецедентная честь – его попросили прочитать стихотворение. Фрост написал по этому случаю стихотворение под названием «Посвящение», но не смог его прочитать из-за резкого солнечного дня. Вместо этого он процитировал «Откровенный дар», который Кеннеди первоначально просил его прочитать, с исправленной, более дальновидной последней строкой.
Хотя Фрост не был связан ни с одной литературной школой или движением, имажинисты с самого начала помогали продвигать его американскую репутацию. Поэзия: журнал стихов опубликовал свое произведение до того, как его начали требовать другие. Он также опубликовал рецензию Эзры Паунда на британское издание A Boy’s Will, , в котором, по словам Паунда, «имеется привкус лесов Нью-Гэмпшира, и в нем есть именно эта абсолютная искренность. Это не постмильтоновское, постсуинберновское или посткиплонианское мировоззрение. У этого человека достаточно здравого смысла, чтобы говорить естественно и изображать вещь, вещь такой, какой он ее видит». Эми Лоуэлл сделала обзор к северу от Бостона в New Republic, , и она тоже пела дифирамбы Фросту: «Он пишет классическими размерами так, что набивает зубы всем поэтам старых школ; и он пишет классическими метрами и использует инверсии и клише, когда ему заблагорассудится, эти приемы, которые так ненавидит новейшее поколение. Он идет своим путем, невзирая на чужие правила, и в результате получается книга необычайной силы и искренности». В этих первых двух томах Фрост представил не только свою привязанность к темам Новой Англии и свое уникальное сочетание традиционных размеров и разговорной речи, но и свое использование драматических монологов и диалогов. «Починка стены», ведущее стихотворение в North of Boston, описывает дружеский спор между говорящим и его соседом, когда они идут вдоль своей общей стены, заменяя упавшие камни; их различное отношение к «границам» имеет символическое значение, типичное для стихов в этих ранних сборниках.
Горный Интервал ознаменовал поворот Фроста к другому типу стихотворения, короткой медитации, вызванной предметом, человеком или событием. Подобно монологам и диалогам, эти короткие пьесы имеют драматический характер. «Березы», о которых говорилось выше, являются примером, как и «Неизбранная дорога», в которой развилка лесной тропы выходит за рамки конкретного. Отличие этого тома, Boston Transcript сказал: «Это то, что мистер Фрост берет лиризм A Boy’s Will и играет более глубокую музыку и дает более сложное разнообразие опыта».
С появлением Нью-Гэмпшир (1923) , в творчестве Фроста появилось несколько новых качеств, особенно новое самосознание и готовность говорить о себе и своем искусстве. Том, за который Фрост получил свою первую Пулитцеровскую премию, «претендует на то, чтобы быть не чем иным, как длинным стихотворением с примечаниями и примечаниями», как описал его Луи Унтермейер. Заглавное стихотворение длиной около четырнадцати страниц представляет собой «бессвязную дань уважения» любимому штату Фроста и «отмечено звездочками и точками с научными цифрами, как в самом глубоком трактате». Таким образом, сноска в конце стихотворной строки будет отсылать читателя к другому стихотворению, которое, казалось бы, вставлено просто для усиления текста «Нью-Гэмпшир». Некоторые из этих стихотворений в форме эпиграмм появляются впервые в творчестве Фроста. «Огонь и лед», например, одна из самых известных эпиграмм, размышляет о том, каким образом наступит конец света. Самая известная и, по словам Дж. Макбрайда Даббса, самая совершенная лирика Фроста «Остановка в лесу снежным вечером» также включена в этот сборник; передавая «настойчивый шепот смерти в сердцевине жизни», стихотворение изображает оратора, который останавливает свои сани посреди заснеженного леса только для того, чтобы быть вызванным из манящего мрака воспоминанием о практических обязанностях. Сам Фрост сказал об этом стихотворении, что он хотел бы напечатать его на одной странице, а затем «сорок страниц сносок».
West-Running Brook (1928) , Пятая книга стихов Фроста разделена на шесть разделов, один из которых полностью посвящен заглавному стихотворению. Это стихотворение относится к ручью, который извращенно течет на запад, а не на восток, в Атлантику, как и все другие ручьи. Проводится сравнение между ручьем и рассказчиком стихотворения, который доверяет себе идти «противоположным»; дальнейшие мятежные элементы, представленные ручьем, выражают эксцентричный индивидуализм, стоическую тему сопротивления и самореализации Фроста. Обзор коллекции в New York Herald Tribune, Бабетта Дойч писала: «Мужество, порожденное темным чувством Судьбы, нежность, которая витает в человечестве во всей его слепоте и абсурдности, видение, которое так же полностью останавливается на кухонном дыму и ускользающем снег, как на горах, и звезды — это его, и в своей, казалось бы, небрежной поэзии он незаметно делает их нашими».
Дальнейший диапазон (1936) , , который принес Фросту еще одну Пулитцеровскую премию и был выбран Клубом «Книга месяца», содержит две группы стихов с подзаголовками «Взятые вдвойне» и «Взятые по отдельности». В первой, более интересной, из этих групп стихи несколько дидактичны, хотя есть и юмористические и сатирические произведения. Сюда входит «Два бродяги в грязном времени», которая начинается с истории двух странствующих лесорубов, которые предлагают за плату рубить дрова говорящего; затем стихотворение перерастает в проповедь о взаимоотношениях труда и игры, призвания и призвания, проповедуя необходимость их соединения. Обо всем томе Уильям Роуз Бенет написал: «Его стоит прочитать лучше, чем девять десятых книг, которые появятся у вас в этом году. В то время, когда на народы нападает всякое безумие, приятно слушать этот тихий юмор, хотя бы про курицу, шершня или Квадратного Матфея. … И если кто-нибудь спросит меня, почему я все еще верю в свою землю, мне нужно только дать ему эту книгу и ответить: «Ну, вот человек моей страны». Большинство критиков признают, что поэзия Фроста в 1940-е и 50-е годы становились все более и более абстрактными, загадочными и даже сентенциозными, поэтому, как правило, о нем судят на основе его более ранних работ. Его политика и религиозная вера, до сих пор пропитанные скептицизмом и местным колоритом, все больше и больше становились руководящими принципами его работы. Он был, как указывает Рэндалл Джаррелл, «очень странным и очень радикальным радикалом в молодости», но в старости стал «иногда черствым и лишенным воображения консерватором». Он стал общественным деятелем, и за годы до его смерти большая часть его стихов была написана с этой позиции.
Рецензируя A Witness Tree (1942) в Books, Уилберт Сноу отметил несколько стихотворений, «которые имеют право стоять рядом с лучшими вещами, которые он написал»: «Войдите», «Шелковая палатка» и «Carpe». Дим» особенно. И все же Сноу продолжал: «Некоторые стихи здесь не более чем рифмованные фантазии; другим не хватает пулеподобного единства структуры, которое можно найти в к северу от Бостона. » С другой стороны, Стивен Винсент Бенет считал, что Фрост «никогда не писал лучших стихов, чем некоторые из тех, что есть в этой книге». Точно так же критики были разочарованы На Поляне (1962) . Один написал: «Хотя этот рецензент считает Роберта Фроста выдающимся современным поэтом США, он с сожалением должен констатировать, что большинство стихов в этом новом сборнике разочаровывают. … [Они] часто ближе к джинглам, чем к запоминающейся поэзии, которую мы ассоциируем с его именем». Другой утверждал, что «большая часть книги состоит из стихов о «философских разговорах». Нравятся они вам или нет, зависит главным образом от того, разделяете ли вы «философию»».0015
Действительно, многие читатели разделяют философию Фроста, а некоторые, тем не менее, не продолжают находить радость и значение в его большом количестве стихов. В октябре 1963 года президент Джон Ф. Кеннеди произнес речь на открытии библиотеки Роберта Фроста в Амхерсте, штат Массачусетс. «Почитая Роберта Фроста, — сказал президент, — мы можем отдать дань уважения глубочайшему источнику нашей национальной силы. Эта сила принимает множество форм, и самые очевидные формы не всегда являются самыми значительными. … Наша национальная сила имеет значение; но дух, который информирует и контролирует нашу силу, имеет не меньшее значение. В этом заключалась особая значимость Роберта Фроста». Поэт, вероятно, был бы рад такому признанию, поскольку однажды в интервью Харви Брейту он сказал: «Одна вещь, которая меня волнует и которой хотелось бы, чтобы молодые люди заботились, — это воспринимать поэзию как первую форму понимания. Если поэзия не понимает всего, всего мира, то она ничего не стоит».
Поэзия Фроста почитается и по сей день. Когда ранее неизвестное стихотворение Фроста под названием «Мысли о войне дома» было обнаружено и датировано 1918 годом, оно было впоследствии опубликовано в осеннем выпуске Virginia Quarterly Review за 2006 год. Первое издание Frost’s Notebooks было опубликовано в 2009 году, а годы спустя в издании в мягкой обложке были исправлены тысячи ошибок. Критическое издание его сборника прозы было опубликовано в 2010 году и получило признание критиков. Многотомная серия его «Собрания писем» сейчас находится в производстве, первый том вышел в 2014 г., а второй — в 2016 г.
Роберт Фрост продолжает занимать уникальную и почти изолированную позицию в американской литературе. «Хотя его деятельность полностью охватывает современный период и хотя о нем нельзя говорить иначе, как о современном поэте, — пишет Джеймс М. Кокс, — трудно отнести его к основной традиции современной поэзии». В некотором смысле Фрост стоит на перекрестке американской поэзии XIX века и модернизма, ибо в его стихах можно найти кульминацию многих тенденций и традиций XIX века, а также параллели с творчеством его современников XX века. Взяв свои символы из общественного достояния, Фрост развил, как отмечают многие критики, оригинальную современную идиому, а также чувство прямоты и экономии, которые отражают образизм Эзры Паунда и Эми Лоуэлл. С другой стороны, как отмечают Леонард Унгер и Уильям Ван О’Коннор в Стихи для изучения, «Поэзия Фроста, в отличие от поэзии таких его современников, как Элиот, Стивенс и более поздний Йейтс, не демонстрирует заметных отклонений от поэтических практик девятнадцатого века». Хотя он избегает традиционных форм стиха и использует рифму только беспорядочно, Фрост не новатор, и его техника никогда не экспериментальна.
Теория поэтической композиции Фроста связывает его с обоими веками. Подобно поэтам-романтикам 19-го века, он утверждал, что стихотворение «никогда не является подделкой. … Все начинается с кома в горле, чувства неправоты, тоски по дому, одиночества. Это никогда не мысль с самого начала. В лучшем случае это дразнящая неопределенность». Тем не менее, «разрабатывая свою собственную версию «безличного» взгляда на искусство», как заметил Хаятт Х. Вагонер, Фрост также поддерживал Т.С. Элиота, что человек, который страдает, и художник, который творит, совершенно разные. В 19В письме Сидни Коксу 32 Фрост объяснил свою концепцию поэзии: «Объективная идея — это все, что меня когда-либо заботило. Большинство моих идей выражено в стихах. … Быть слишком субъективным в отношении того, что художнику удалось сделать объективным, – значит самонадеянно напасть на него и сделать неизящным то, что он с болью в своей жизни верил, что сделал изящным ».
Чтобы достичь такой объективности и изящества, Фрост взял инструменты 19-го века и сделал их новыми. Лоуренс Томпсон объяснил, что, по словам Фроста, «самостоятельные ограничения размера в форме и согласованности в содержании» работают на пользу поэту; они освобождают его от бремени экспериментатора — постоянного поиска новых форм и альтернативных структур. Таким образом, Фрост, как он сам выразился в «Постоянный символ», регулярно писал свой стих; он никогда полностью не отказывался от общепринятых метрических форм в пользу свободного стиха, как это делали многие его современники. В то же время его приверженность метру, длине строки и схеме рифмовки не была произвольным выбором. Он утверждал, что «свежесть стихотворения заключается исключительно в том, что оно не было обдумано и затем положено на стихи, как стих, в свою очередь, мог бы быть положен на музыку». Скорее, он считал, что особое настроение стихотворения продиктовало или определило «первоначальную приверженность поэта метру и длине строки».
Критики часто отмечают, что Фрост усложнил свою проблему и обогатил свой стиль, противопоставив традиционные размеры естественным ритмам речи. Черпая свой язык в основном из народного языка, он избегал искусственной поэтической дикции, используя тихий акцент жителя Новой Англии. В «Функция критики» Ивор Уинтерс обвинил Фроста в его «стремлении максимально приблизить свой стиль к стилю разговора». Но то, чего Фрост достиг в своей поэзии, было гораздо сложнее, чем простая имитация фермерской идиомы Новой Англии. Он хотел вернуть в литературу «звуки фразы, лежащие в основе слов», «речевой жест», усиливающий смысл. То есть он чувствовал, что ухо поэта должно быть чувствительным к голосу, чтобы с помощью написанного слова уловить значение звука в произнесенном слове. «Смерть наемника», например, почти полностью состоит из диалога между Мэри и Уорреном, ее мужем-фермером, но критики заметили, что в этом стихотворении Фрост берет прозаические образцы их речи и делает их лирическими. Для Эзры Паунда «Смерть наемного работника» представляла Фроста в лучшем виде — когда он «осмелился писать… естественным языком Новой Англии; в естественной разговорной речи, которая сильно отличается от «естественной» речи газет и многих профессоров».
Использование Фростом диалекта Новой Англии — лишь один из аспектов его часто обсуждаемого регионализма. В Новой Англии его особое внимание уделялось Нью-Гэмпширу, который он называл «одним из двух лучших штатов Союза», а вторым был Вермонт. В эссе, озаглавленном «Роберт Фрост и Новая Англия: переоценка», У. Г. О’Доннелл отметил, что с самого начала, в книге «Завещание мальчика», , «Фрост уже решил дать своим произведениям местное пристанище и название Новой Англии, чтобы укоренить свое искусство в почве, которую он возделывал своими руками». Обзор К северу от Бостона в Новой Республике, Эми Лоуэлл писала: «Его работа Новая Англия не только по теме, но и по технике. … Мистер Фрост воспроизвел и людей, и пейзажи с необычайной яркостью». Многие другие критики хвалили способность Фроста реалистично воссоздать пейзаж Новой Англии; они указывают, что можно представить фруктовый сад в «После сбора яблок» или представить весну на ферме в «Двух бродягах в грязном времени». В этой «способности изображать местную правду в природе», утверждает О’Доннелл, Фросту нет равных. Та же самая способность побудила Паунда заявить: «Я знаю о фермерской жизни больше, чем до того, как прочитал его стихи. Это означает, что я больше знаю о «Жизни»».
Регионализм Фроста, отмечают критики, заключается в его реализме, а не в политике; он не создает картины регионального единства или чувства общности. В The Continuity of American Poetry, Рой Харви Пирс описывает главных героев Фроста как личностей, которые постоянно вынуждены противостоять своему индивидуализму как таковому и отвергать современный мир, чтобы сохранить свою идентичность. Использование Фростом природы не только похоже, но и тесно связано с этим регионализмом. Он так же свободен от религии и мистицизма, как и от политики. В природе он находит чувственное наслаждение; он также чувствителен к плодородию земли и к отношению человека к почве. Критику М.Л. Розенталь, пасторальное качество Фроста, его «лирическое и реалистичное возвращение во владение сельского и «естественного»» являются основой его репутации.
Однако точно так же, как Фрост осознает расстояние между одним человеком и другим, он также всегда осознает различие, предельную обособленность природы и человека. Мэрион Монтгомери объяснила: «Его отношение к природе — это вооруженное и дружеское перемирие и взаимное уважение, перемежающееся пересечением границ» между отдельным человеком и природными силами. Под поверхностью стихов Фроста скрываются ужасные последствия, которые Розенталь называет своим «потрясенным чувством беспомощной жестокости вещей». Эта природная жестокость проявляется в «Дизайне» и «Однажды у Тихого океана». Зловещий тон этих двух стихотворений побудил Розенталя к дальнейшему комментарию: «В момент своего наибольшего могущества Фрост поражен «ужасом» так же, как Элиот, и сходным образом приближается к истерической грани чувствительности. … Это все еще современный ум в поисках собственного смысла».
Строгий и трагический взгляд на жизнь, который появляется во многих стихотворениях Фроста, модулируется его метафизическим использованием деталей. Как изображает его Фрост, человек может быть один в совершенно безразличной вселенной, но, тем не менее, он может искать в мире природы метафоры своего собственного состояния. Таким образом, в своих поисках смысла в современном мире Фрост сосредотачивается на тех моментах, когда пересекаются видимое и невидимое, осязаемое и духовное. Джон Т. Нейпир называет эту способность Фроста «находить обычное матрицей необычного». В этом отношении его часто сравнивают с Эмили Дикинсон и Ральфом Уолдо Эмерсоном, в поэзии которых тоже преображается простой факт, предмет, человек или событие, обретая большую тайну или значение. Примером может служить стихотворение «Березки» : в нем есть образ стройных деревьев, пригнувшихся к земле временно качающимся на них мальчиком или навсегда снежной бурей.