Русский алфавиту: Русский алфавит
“О латинизации русского алфавита” – Власть – Коммерсантъ
80 лет назад, 25 января 1930 года, Политбюро запретило проведение любых работ по переводу русского языка на латинский алфавит, хотя одновременно поощряло латинизацию письменности десятков народов СССР. А всего через несколько лет национальные языки так же массово перевели на кириллицу. Обозреватель “Власти” Евгений Жирнов разбирался в причинах алфавитной чехарды.
“Совершенно непонятны и потому бесполезны”
Споры о том, на каком алфавите должна основываться русская письменность, продолжались в Российской империи с тех пор, как Петр I ввел для подданных новый гражданский алфавит. Многие ученые-западники полагали, что царь-реформатор собирался завершить преобразование русской жизни на европейский манер переводом русского языка на латинский алфавит и что задуманное, но не осуществленное первым русским императором надо довести до конца. Славянофилы же, напротив, считали, что достойным продолжением деяний Петра стал бы перевод языков всех проживавших в России народов на кириллицу.
В XIX веке появился даже проект перевода на кириллицу письменности поляков, живших в той части Польши, которая после раздела досталась Российской империи. Николай I дал согласие на создание специального комитета по рассмотрению этого непростого вопроса. Однако лишенные самостоятельности и государственности поляки крайне болезненно реагировали на любое ущемление национального достоинства, а русификация письменности могла стать отличным поводом для возмущения или восстания. Так что в итоге от реформы польского языка отказались.
Совсем иная картина наблюдалась во внутренних губерниях империи. Поводом для перевода туземных, как тогда говорили, языков на русский алфавит оказалась история, происшедшая в 1840-х годах в Казанской губернии. Там довольно значительное количество крещеных татар–кряшен под влиянием соплеменников-мусульман вернулось в ислам. В Санкт-Петербурге сочли, что главной причиной этого вопиющего для тех времен события, отпадения от православия, стало незнание кряшенами русского языка и непонимание того, что происходит во время церковных служб.
И в 1847 году последовало высочайшее повеление о переводе на татарский важнейших богослужебных книг.
“Переводы,— вспоминал миссионер Николай Ильминский,— сделаны были на язык книжный магометанский и напечатаны арабскими буквами… По окончании уже этой работы привелось мне в 1856 году на месте осведомляться о пригодности ее для крещеных татар, и я увидел, что наши переводы, особенно Литургия и Часослов, для тех совершенно непонятны и потому бесполезны”.
Со временем Ильминский принялся записывать простонародную татарскую речь русскими буквами, так, как воспринимал ее на слух. Но более всего в деле создания нового алфавита миссионеру помогли его ученики по Казанской крещено-татарской школе, нашедшие способ записи звуков татарского языка, отсутствовавших в русском, которые сам Ильминский не воспринимал и записывал неправильно. Так что в результате появилась татарская письменность на основе русского алфавита, получившая вскоре широкое распространение. А затем письменность по наработанной методике получили и некоторые другие народы в российской глубинке и на Кавказе.
В представлении Анатолия Луначарского мировая революция должна была принести освобожденному человечеству мировой алфавит — латиницу
Фото: Рерпродукция картины Бродского, Коммерсантъ
Однако далеко не все в России считали миссионеров народными просветителями. Борцы с самодержавием рассматривали созданные ими письменности как средство русификации и порабощения народов. Средство тем более реакционное, что базировалась оно на русском алфавите, который сам нуждался в революционном обновлении. С необходимостью реформы языка в первые годы XX века соглашалось все или почти все русское общество. Как и в прежние времена, начали появляться проекты перехода на латиницу, не находившие, правда, широкой поддержки даже среди российских западников.
Еще меньше склонялись к латинизации русского алфавита академики, возглавившие процесс подготовки реформы, и тем более императорское правительство, которое не раз откладывало введение новой орфографии и так и не успело сделать это до февральской революции 1917 года.
“На декрет никто даже ухом не повел”
“Потребность или сознание необходимости облегчить нелепый, отягченный всякими историческими пережитками, дореволюционный алфавит,— писал в 1930 году в “Красной газете” бывший нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский,— возникала у всех мало-мальски культурных людей. В Академии наук шла подготовительная работа. Кадетский министр Мануйлов, опираясь на работу комиссии академика Шахматова, уже подготовил введение нового алфавита именно этого типа, который был на самом деле введен Советским правительством. Советское правительство прекрасно отдавало себе отчет в том, что при всей продуманности этой реформы в ней было, по самой половинчатости своей, что-то, так сказать, “февральское”, а не октябрьское.
Владимир Володарский вошел в историю пламенным борцом с контрреволюционными ерами, ятями, фитами и ижицами
Фото: РГАКФД/Росинформ
“Если мы сейчас не введем необходимой реформы — это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины. Если мы наспех начнем осуществлять новый алфавит или наспех введем латинский, который ведь непременно нужно будет приспособить к нашему, то мы можем наделать ошибок и создать лишнее место, на которое будет устремляться критика, говоря о нашем варварстве и т. д. Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно.
Такова была инструкция, которая дана была нам вождем. После этого мы немедленно законодательным путем ввели новый алфавит”.
Однако оказалось, что прислушиваться к декрету Совнаркома о новой орфографии никто в стране не собирается.
“На декрет,— писал Луначарский,— можно сказать, никто даже ухом не повел, и даже наши собственные газеты издавались по старому алфавиту. Я помню, как после выхода в свет номера “Правды”, напечатанной по новой орфографии, один доктор прибежал ко мне и заявил: “Рабочие не хотят читать “Правды” в этом виде, все смеются и возмущаются”. Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром.
Такой железной рукой оказался Володарский: именно он издал в тогдашнем Петербурге декрет по издательствам печати, именно он собрал большинство отвечающих за типографии людей и с очень спокойным лицом и своим решительным голосом заявил им:
— Появление каких бы то ни было текстов, напечатанных по старой орфографии, будет считаться уступкой контрреволюции, и отсюда будут делаться соответствующие выводы”.
Володарского знали. Он был как раз из тех представителей революции, которые шутить не любят, и поэтому, к моему и многих других изумлению, с этого дня — в Петербурге, по крайней мере, — не выходило больше ничего по старой орфографии.
Однако от идеи латинизации большевики и примкнувшие к ним филологи не отказались. Новые власти в центре и на местах стремились привлечь как можно больше сторонников и потому всеми способами демонстрировали готовность предоставить народам России максимум свободы, вплоть до выбора алфавита. Большевики подчеркивали, что стоят всецело за отказ от старых миссионерских алфавитов, русифицировавших и порабощавших народы.
Так что во многих местах вскоре начался переход на латиницу. Один из проводников этой политики лингвист Николай Яковлев писал в 1932 году:
Фото: РГАКФД/Росинформ
“Движение за латинизацию алфавитов в СССР началось сейчас же после Октябрьской революции. Так, в Якутии уже в 1917 году был поставлен вопрос о замене алфавита на основе русского шрифта, употреблявшегося до революции и служившего орудием главным образом миссионерской пропаганды,— латинским алфавитом. Якутский латинизированный алфавит стал реально применяться лишь в 1922 году после окончательного установления советской власти в Якутии… С 1921 г. одновременно начинается разработка латинского алфавита для ингушей, осетин и кабардинцев на Сев. Кавказе и для азербайджанцев в Азербайджанской ССР. У осетин латинский алфавит был выдвинут на смену алфавита на русской основе (несмотря на то что в результате миссионерской пропаганды осетинская письменность на этой основе еще до революции получила относительно-широкое распространение), а в Азербайджане он явился орудием борьбы с религиозной по содержанию мусульманской письменностью на арабском алфавите.
“Дело латинизации шло быстрым шагом”
Большевики всемерно способствовали латинизации, издавая постановления о национальных языках и обязательности их использования в делопроизводстве на местах и выделяя деньги на создание алфавитов, словарей, учебников и подготовку учителей. Формально это форсированное внедрение новых алфавитов объяснялось желанием центральных властей как можно быстрее раскрепостить бывшие угнетенные народы.
…в молодости прочитали революционные лозунги на родном языке в арабской записи…
Фото: РГАКФД/Росинформ
В переписке между советскими руководителями на местах и Москвой главная цель латинизации указывалась без всякой маскировки. Так, Ингушский окружной исполком, запрашивая дополнительное финансирование на обучение по новому алфавиту, в 1924 году писал в Наркомпрос:
“Школьный вопрос принял уже политический характер, от того, как он разрешится, зависит судьба арабской школы, являющейся наиболее реакционным фактором ингушской общественности”.
Во многих местах, особенно в Средней Азии, латинизация встречала скрытое, но упорное сопротивление, и большевики представляли дело так, будто инициатива идет исключительно от местного руководства и местной интеллигенции, а центральные власти только поддерживают их стремление к новой письменности.
В 1926 году, например, по инициативе Азербайджана собрали Первый тюркологический съезд в Баку, на котором представители тюркских и кавказских народов должны были договориться о единой политике в латинизации. Все предстоящие решения уже был записаны в директиве ЦК ВКП(б). А год спустя, опять же по решению представителей народов, принятому предварительно на Старой площади, создали Всесоюзный центральный комитет нового тюркского алфавита (ВЦК НТА), из названия которого в 1931 году исчезло слово “тюркского” (ВЦК НА).
Луначарский в 1930 году откровенничал:
“Наркомпрос РСФСР, встретившись с проблемой латинизации письменности всех этих народов, шел вперед с чрезвычайной осмотрительностью. Он прекрасно понимал, как легко могут быть использованы против Советской власти эти новшества, которым старались придать характер желания отторгнуть массы от их собственной культуры и от их веры”.
Ситуация значительно изменилась в 1928 году, когда на латинизированный алфавит перешла дружественная СССР Турция.
“Значительным облегчением в этом деле было присоединение к этой реформе турецкого правительства,— констатировал Луначарский,— которое с большой энергией начало проводить у себя параллельную латинизацию. Это сразу отбило возможность играть политическую игру на фоне якобы верности старой культуре, чисто мусульманской и турецкой, и объяснять латинизацию шрифтов “гонением” на эту старую культуру со стороны большевиков. Но и помимо помощи, которая была оказана таким образом нам турецким правительством, дело латинизации шло быстрым шагом”.
…а в более зрелом возрасте научились писать латиницей (на узбекском языке)
Фото: РГАКФД/Росинформ
В том же 1928 году ОГПУ, докладывая в ЦК ВКП(б) о политической ситуации в Узбекистане, упоминало и о новом алфавите, говоря о том, что многие бывшие противники латинизации из числа националистов теперь входят в органы по ее проведению, чтобы саботировать ее продвижение. А также для того, чтобы просто заработать на ней.
В докладе приводились слова одного из участников процесса внедрения новой письменности Ильбека:
“Я антилатинист. Латынь не решает вопросов правописания. Я работал 6 месяцев в ЦК латинизации, но не работал и 6 дней. Кто же дурак? Те ли, кто давал мне за это деньги, или я? Мы постановили и разошлись, и этим кончилось дело! Я в выигрыше, заработал 5 тысяч”.
Понятно, что подобным образом — деньги в обмен на голосование — покупалось согласие местной интеллигенции на латинизацию и отрыв от ислама. Но вскоре и в Москве стали замечать, что затраты слишком велики по сравнению с достигнутыми результатами. А тут латинизаторы вновь замахнулись на русский язык.
“Извращения делаются даже в передаче собственных имен”
Самым интересным в статьях Анатолия Луначарского в “Красной газете” в 1930 году было сообщение о том, что в Наркомпросе ведется работа по переходу русской письменности на латиницу:
Повсеместный переход на латинскую графику создал большие проблемы для издания газет, трудноразрешимые — для машинисток и неразрешимые — для телеграфисток
Фото: РГАКФД/Росинформ
“В настоящее время в Главнауке работает большая комиссия, занимающаяся вопросом предварительного упрощения и упорядочения орфографии, уточнения пунктуации”.
Луначарский писал, что процесс будет долгим и дорогостоящим:
“Нельзя не сказать несколько слов о хозяйственных условиях введения латинского шрифта. Пока комиссия Наркомпроса не разработала этой довольно сложной проблемы, но любопытна уже наметка такой разработки. Действительно, введение нового шрифта предполагает переоборудование полиграфической промышленности. Уже это предполагает значительный расход. К нему нужно прибавить расходы на переобучение населения грамоте, включая подготовку соответственных кадров. Затем необходимо будет сейчас же переиздание на латинском шрифте книг, в особенности наиболее жизненно-необходимых”.
ЦК незамедлительно потребовал у Главнауки объяснений. Ведь в условиях начавшегося мирового экономического кризиса идею о переиздании всей русской литературы новым шрифтом иначе как безумной не назовешь. А когда Главнаука заявила, что намерена разрабатывать вопрос и впредь, Политбюро приняло следующее решение: “Предложить Главнауке прекратить разработку вопроса о латинизации русского алфавита”.
В 1931 году запрет повторили с категорическим указанием не тратить попусту силы и средства.
Латинизация языков народов СССР после этого продолжалась, но в руководстве страны смотрели на новые алфавиты с все нарастающим раздражением. На пленуме научного совета ВЦК НА в 1933 году произошел жесткий разговор между его учеными участниками и партийными руководителями. Заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Семен Диманштейн, входивший в число руководителей ВЦК НА, спрашивал: как могло получиться, что большая часть напечатанных новым алфавитом словарей и книг немедленно отправляется в макулатуру из-за своей откровенно халтурной подготовки? Почему пишущие машинки с новым алфавитом существуют лишь в опытных экземплярах и их производство после стольких лет латинизации только собираются осваивать? Почему не создана стенография на новых языках и совещания и пленумы невозможно протоколировать? Почему, наконец, никто не задумался о том, что вся телеграфная сеть в стране построена на использовании кириллицы и отправить телеграмму ни на одном новом языке невозможно?
Повсеместный переход на латинскую графику создал большие проблемы для издания газет, трудноразрешимые — для машинисток и неразрешимые — для телеграфисток
Фото: РГАКФД/Росинформ
Говорилось и о множестве других проблем.
Об использовании русских и тюркских слов для обогащения языков с бедным словарем. О создании письменности для малочисленных народов. О непригодности многих образцов новой письменности для изучения. Так, сложный “абхазский аналитический алфавит” академика Марра, состоявший из 70 с лишним символов, пришлось заменить на более простой латинизированный (затем алфавит абхазам сменили еще дважды — в конце 1930-х на грузинский и в 1954 году на русский). Но главное, почему так плохо переводятся произведения классиков марксизма Ленина и Сталина? Нет ли в этом вредительства?
Практически то же самое говорилось в докладе Агитпропа ЦК Сталину и Кагановичу:
“В практике работы Комитета нового алфавита имелись и имеются еще существенные недочеты. Здесь прежде всего надо отметить увлечение внешней количественной стороной дела и самотек. Так, был создан алфавит для алеутов, которых во всем СССР насчитывается не свыше 400 чел. Подобные увлечения имели место особенно в Дагестане, где чуть ли не каждой из тридцати с лишком национальностей (не исключая самых малочисленных, имеющих не более нескольких сот человек) пытаются создать свой алфавит и даже учебники для начальной школы.
Необходимо также отметить большой недостаток в самой системе новых алфавитов, состоящий в том, что общее число букв по всем азбукам равно 129. До сих пор не проведена до конца унификация в обозначении одних и тех же звуков в различных языках.
Многочисленность знаков в отдельных алфавитах (например, абхазский алфавит имеет 51, алфавиты народов Дагестана и Сев. Кавказа — свыше 40 букв) должна быть максимально сокращена; недостаточная стандартность начертания букв нового алфавита в разных языках должна быть устранена.
Дело не исчерпывается составлением новых алфавитов. Многочисленные факты извращений в переводах классиков марксизма-ленинизма в значительной мере объясняются тем самотеком, который имеет место в разработке терминологии и словарей на нац. языках. Несколько примеров покажут это наглядно.
Повсеместный переход на латинскую графику создал большие проблемы для издания газет, трудноразрешимые — для машинисток и неразрешимые — для телеграфисток
Фото: РГАКФД/Росинформ
В переводе речи т.
Сталина “Об итогах пятилетки” на чувашском языке выражение “чрезвычайно усилили мощь СССР” передано как “безобразно сильно увеличили мощь СССР”. Термин “максимальное усиление” передан как “усиление по мере надобности”.
В переводах “Вопросов ленинизма” т. Сталина на бурят-монгольский язык термин “общество” передается как “кружок”, “организация”; термин “рабочий” и “трудящийся” отождествляется, слово “иллюзия” переводится трояко: 1) “блуждание и затуманивание”, 2) “пустые слова”, 3) “недопустимые, обманные дела”. В переводах на таджикский язык термин “государственный переворот” передан как “государственные изменения”. По-тюркски “реконструкция” переводилась как “реформа”. В Марийском словаре (изъятом ныне) “революция” была переведена как “беспорядочное движение”.
Или еще: слово “ударничество” переведено по-ингушски как “газават” (священная война), “генеральная линия” переводилось по-таджикски как “царская дорога” (шахрат), а по-бурят-монгольски как “генеральная линейка”.
Извращения делаются даже в передаче собственных имен.
Так, в Чувашии “Борис” передают как “Норис”, “Гегель” как “Кегель”. На одном из тюркско-татарских языков “Степанов-Скворцов” передали как “Истипин-Искириц”, “Сталин” передается то как “Исталин”, то как “Усталин” или “Эйсталин”. “Варшава” передается как “Барбача”. Русская история М. Н. Покровского вышла на казахском языке как история М. Н. Богоровского. Эти искажения в именах связаны с тем, что переводчики пытаются приспособиться к особенностям языков, не учитывая, что языки развиваются и произношение новых для данного языка звукосочетаний стало фактом (“Сталин”, “трактор” и др.). Подобные примеры можно умножить”.
Несмотря на последовавшие грозные указания ситуация ничуть не изменилась. В ЦК продолжали поступать доклады, что в идеологически важных произведениях при переводе или вносятся искажения, или выбрасываются непонятные переводчику куски текста. В 1935 году, например, при проверке книг, выпущенных в Казахстане, в “Беседах о ленинизме” обнаружилось:
“Установлены следующие искажения текста, приводящие к политическим извращениям: на стр.
254 русского текста: “Практика показала, насколько неправильно и недопустимо выделять и осуществлять отдельные мероприятия, оторванные от всей системы”, переведено: “Практика показала и невозможность, и ошибочность осуществления в жизнь хотя бы одного из условий тов. Сталина, не говоря уже о других” (стр. 227 казахского текста)”.
Николай Марр, отмеченный за рассуждения о классовой сущности языка званием почетного краснофлотца, мало преуспел во внедрении изобретенной им письменности
Фото: РГАКФД/Росинформ
Уже в 1936 году некоторые областные партийные и советские органы стали просить разрешения на переход на русский алфавит. В одних случаях это диктовалось практическими соображениями: сложный шрифт создавал проблемы не только при изучении, но и в полиграфии. Отливали буквы для таких шрифтов лишь в двух словолитнях — в Москве и Ленинграде, где посланцы из республик и автономий выстраивались в огромные очереди.
Так что порой газеты и книги попросту не могли напечатать. В других случаях ученые продолжали совершенствовать алфавиты на ходу, не обращая внимания на вызываемые этим трудности. В Узбекистане, например, лингвисты выбросили из алфавита две буквы. Некоторые же регионы просто поспешили последовать примеру других и попросили о смене алфавита.
А затем процесс стал массовым и плановым. Одновременно повсюду ликвидировались национальные районы и национальные сельсоветы в местах проживания, школы с преподаванием на национальных языках и национальные педагогические техникумы и вводилось обучение на русском языке. А когда в 1940 году к СССР присоединили Бессарабию и образовали Молдавскую ССР, латинский шрифт на новых территориях без лишнего промедления заменили кириллицей.
При этом речь о русификаторстве и имперском закабалении народов даже не заходила. Ведь все шло обычным, естественным путем. Если присмотреться, можно заметить, что какой бы строй ни начинали строить в России — просвещенную монархию, социалистическую республику или демократическую федерацию,— в результате все равно получается империя.
При содействии издательства Вагриус “Власть” представляет серию исторических материалов в рубрике Архив
День «Ё». Как менялся русский алфавит? | История | Общество
18 (29) ноября 1783 г., в доме председателя Академии наук Екатерины Дашковой произошло очередное собрание академиков. На повестке дня стоял вопрос о русском алфавите. В протокол занесено мнение княгини: «Не токмо не надлежит сокращать азбуки, но ещё непременно нужно вводить новыя буквы». Этой буквой стала «Ё».
Не первая и не последняя буква, из-за которой велись ожесточённые споры. Когда-то наша азбука насчитывала 43 буквы. Сейчас их 33. Мы привели все примеры изменений в русском алфавите.
Петровская реформа 1708 г.
Первое и самое массовое увольнение букв. Изгнанию подлежали 9:
Кроме того, отменили все надстрочные знаки, так называемые титлы. И ввели более строгое, простое написание букв взамен прежней пышности. Ломоносов об этом отозвался так: «При Петре Великом не одни бояре и боярыни, но и буквы сбросили с себя широкие шубы и нарядились в летние одежды».
Петровская реформа 1710 г.
Под давлением духовенства царь-плотник вернул все устранённые реформой 1708 г. буквы, кроме 3:
Ввели: Тот же Ломоносов, несмотря на преклонение перед фигурой Петра, букву «Э» люто ненавидел и даже не включил в свою азбуку. «Вновь вымышленное, или, скорее, старое «Е», на другую сторону обороченное, в русском языке не нужно!» И упорно продолжал писать что-то вроде «етот» и «експеримент».
Реформа 1735 г.
Продолжено дело Петра.
Сейчас мы её называем «И краткое». Но раньше полагалось обозначать так: «И с краткой». Дело в том, что чёрточка над буквой называлась «кратка». Это перевод латинского термина «breve» – «короткая». Окончательно она закрепилась у нас только в 1934 г.
Реформа 1758 г.
Самая бестолковая. По загадочным причинам снова вернули:
Как правило, использовалась для обозначения звука «и» в греческих словах «миро», «синод» и «ипостась». Поскольку по форме напоминает кнут с рукоятью, выражение «прописать ижицу» до сих пор иногда остаётся востребованным в плане «выписать ремня».
Дожила аж до времён СССР. Но только в качестве обозначения серии паровозов.
Реформа 1783 г.
Екатерина Дашкова на том самом заседании Академии наук попросила присутствующих написать несколько слов, в том числе «ёж» и «ёлка». Монстры вроде «iожъ» были подвергнуты осмеянию. Результат – введена новая буква:
Свою лепту вслед за Екатериной Романовной внёс и наш еженедельник, активно включившись в 2006 г. в кампанию «ёфикации» русского языка.
Реформа 1918 г.
Подготовлялась ещё в 1912 г. Считается самой революционной, но до Петра всё же далеко. Изгнаны раз и навсегда:
Написание «фиты» кое-что напоминало особо озабоченным темой секса людям – недаром Ноздрёв ругает Чичикова именно фетюком. «Ять» же прогнали с удовольствием – самая ненавидимая буква. Ошибки на неё считались непростительными.
Комментарии специалистов
Максим Кронгауз, доктор филологических наук, профессор, руководитель Центра социолингвистики РАНХиГС:
– Изъятие «лишних» букв ничуть не обедняет язык.
Речь идёт о приведении графики, то есть написания букв, к фонетике, то есть к тому, как мы их произносим. Живой устный язык изменяется гораздо быстрее, чем письменный. И рано или поздно начинаются проблемы и у тех, кто в силу своих обязанностей пишет много, и у тех, кто только обучается грамоте. Так что реформы, и особенно та, что прошла в 1917-1918 гг., были полезны. Одним из результатов последней можно назвать успешную кампанию большевиков по ликвидации безграмотности – новые правила оказалось проще усвоить тем, кто только-только «от сохи».
С другой стороны, есть и такой момент: подобная реформа несколько отбрасывает назад уже освоивших письмо людей. Они становятся отчасти такими же безграмотными, как и первоклассники. Поэтому возникает вопрос: зачем сейчас необходимо затевать такую реформу? Между прочим, это касается и пресловутой «ёфикации». Ясно же, что буква факультативна. Если ваш трудовой коллектив решил её использовать – ваше право. Можно только приветствовать такую дотошность.
Но когда власть, скажем, губернатор Ульяновской области, пытается закрепить «Ё» чуть ли не на уровне закона – это уже перегиб.
В конце концов, белорусский язык гораздо больше приближен к фонетике. Удобно ли это для нас? Попробуйте прочитать любой текст на белорусском. Многое сразу станет понятным.
Те исключения, те правила, которые приходится учить, как раз и составляют культуру языка, дисциплинируют нас и являются традицией. Скажем, англичане научились воспринимать свои не очень-то удобные традиции, например отсутствие смесителей в ванных комнатах, как нечто приятное. Или, по крайней мере, умеют гордиться своими особенностями. В этом с них можно брать пример и не жаловаться на трудности в заучивании «жи-ши» пиши с буквой «И» и правильного употребления буквы «Ё».
Валерия Каверина, доктор филологических наук, доцент филфака МГУ:
– Письмо – для языка явление внешнее, условное обозначение языковых фактов, их «одежда». Поэтому изменение графики, орфографии, пунктуации скорее отражает эволюцию языковой системы, а не наоборот.