Разное

Рассказы про лето короткие и красивые: Рассказы русских писателей о лете

Рассказы русских писателей о лете


1. Отрывки из рассказа «Лес и степь» Иван Сергеевич Тургенев
2. Отрывки из рассказа «Бежин луг». Из цикла «Записки охотника»Иван Сергеевич Тургенев
3. Отрывки из рассказа «Касьян с Красивой мечи». Из цикла «Записки охотника»Иван Сергеевич Тургенев
4.Отрывки из романа «Рудин» Иван Сергеевич Тургенев
5. Отрывки из повести «В людях» Максим Горький
6. Отрывки из повести «Детство Никиты»Толстой Алексей Николаевич
7. В лесу летом» Ушинский Константин Дмитриевич.
8. «На поле летом»Ушинский Константин Дмитриевич.
9. Отрывки из повести «На поле летом» Федор Михайлович Достоевский
10. Отрывки из Полесской легенды «Лес шумит « Короленко Владимир Галактионович
11. «Какая бывает роса на траве» Толстой Лев Николаевич
12. Отрывки из рассказа «Родительская кровь» Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

Отрывки из рассказа «Лес и степь»

Иван Сергеевич Тургенев

А летнее, июльское утро! Кто, кроме охотника, испытал, как отрадно бродить на заре по кустам? Зеленой чертой ложится след ваших ног по росистой, побелевшей траве. Вы раздвинете мокрый куст — вас так и обдаст накопившимся теплым запахом ночи; воздух весь напоен свежей горечью полыни, медом гречихи и «кашки»; вдали стеной стоит дубовый лес и блестит и алеет да солнце; еще свежо, во уже чувствуется близость жары. Голова томно кружится от избытка благоуханий. Кустарнику нет конца… Кое-где разве вдали желтеет поспевающая рожь, узкими полосками краснеет гречиха. …. Солнце все выше и выше. Быстро сохнет трава. Вот уже жарко стало. Проходит час, другой… Небо темнеет по краям; колючим зноем пышет неподвижный воздух.

***
Сквозь густые кусты орешника, перепутанные цепкой травой, спускаетесь вы на дно оврага. Точно: под самым обрывом таится источник; дубовый куст жадно раскинул над водою свои лапчатые сучья; большие серебристые пузыри, колыхаясь, поднимаются со дна, покрытого мелким, бархатным мхом. Вы бросаетесь на землю, вы напились, но вам лень пошевельнуться. Вы в тени, вы дышите пахучей сыростью; вам хорошо, а против вас кусты раскаляются и словно желтеют на солнце.

***
Но что это? Ветер внезапно налетел и промчался; воздух дрогнул кругом: уж не гром ли? Вы выходите из оврага… что за свинцовая полоса на небосклоне? Зной ли густеет? туча ли надвигается?.. Но вот слабо сверкнула молния… Э, да это гроза! Кругом еще ярко светит солнце: охотиться еще можно. Но туча растет: передний ее край вытягивается рукавом, наклоняется сводом. Трава, кусты, все вдруг потемнело… Скорей! вон, кажется, виднеется сенной сарай… скорее!.. Вы добежали, вошли… Каков дождик? каковы молнии? Кое-где сквозь соломенную крышу закапала вода на душистое сено… Но вот солнце опять заиграло. Гроза прошла; вы выходите. Боже мой, как весело сверкает все кругом, как воздух свеж и жидок, как пахнет земляникой и грибами!..

***
Но вот наступает вечер. Заря запылала пожаром и обхватила полнеба. Солнце садится. Воздух вблизи как-то особенно прозрачен, словно стеклянный; вдали ложится мягкий пар, теплый на вид; вместе с росой падает алый блеск на поляны, еще недавно облитые потоками жидкого золота; от деревьев, от кустов, от высоких стогов сена побежали длинные тени… Солнце село; звезда зажглась и дрожит в огнистом море заката… Вот оно бледнеет; синеет небо; отдельные тени исчезают, воздух наливается мглою. Пора домой, в деревню, в избу, где вы ночуете. Закинув ружье за плечи, быстро идете вы, несмотря на усталость… А между тем наступает ночь; за двадцать шагов уже не видно; собаки едва белеют во мраке. Вон над черными кустами край неба смутно яснеет… Что это? пожар?.. Нет, это восходит луна.

***
…Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берез едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы. Вы едете по зеленой, испещренной тенями дорожке; большие желтые мухи неподвижно висят в золотистом воздухе и вдруг отлетают; мошки вьются столбом, светлея в тени, темнея на солнце; птицы мирно воют. Золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью: он идет к запаху ландышей. Далее, далее, глубже в лес… Лес глохнет… Неизъяснимая тишина западает в душу; да и кругом так дремотно и тихо. Но вот ветер набежал, и зашумели верхушки, словно падающие волны. Сквозь прошлогоднюю бурую листву кое-где растут высокие травы; грибы стоят отдельно под своими шляпками.

***
Хороши также летние туманные дни…. В такие дни … птица, выпорхнув у вас из-под ног, тотчас же исчезает в беловатой мгле неподвижного тумана. Но как тихо, как невыразимо тихо все кругом! Все проснулось, и все молчит. Вы проходите мимо дерева — оно не шелохнется: оно нежится. Сквозь тонкий пар, ровно разлитый в воздухе, чернеется перед вами длинная полоса. Вы принимаете ее за близкий лес; вы подходите — лес превращается в высокую грядку полыни на меже. Над вами, кругом вас — всюду туман… Но вот ветер слегка шевельнется — клочок бледно-голубого неба смутно выступит сквозь редеющий, словно задымившийся пар, золотисто-желтый луч ворвется вдруг, заструится длинным потоком, ударит по полям, упрется в рощу — и вот опять все заволоклось. Долго продолжается эта борьба; но как несказанно великолепен и ясен становится день, когда свет наконец восторжествует и последние волны согретого тумана то скатываются и расстилаются скатертями, то взвиваются и исчезают в глубокой, нежно сияющей вышине…

Отрывки из рассказа «Бежин луг».

Из цикла «Записки охотника»

Иван Сергеевич Тургенев

Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце — не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное — мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится а лиловый ее туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованого серебра… Но вот опять хлынули играющие лучи, — и весело и величава, словно взлетая, поднимается могучее светило. Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Цвет небосклона, легкий, бледно-лиловый, не изменяется во весь день и кругом одинаков; нигде не темнеет, не густеет гроза; разве кое-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь. К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда. В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости. В такие дни жар бывает иногда весьма силен, иногда даже «парит» по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной, и вихри-круговороты — несомненный признак постоянной погоды — высокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню. В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой; даже за час до ночи вы не чувствуете сырости. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба…

***
Месяц взошел наконец; я его склонились к темному краю земли многие звезды не тотчас заметил: так он был мал и узок. Эта безлунная ночь, казалось, была все так же великолепна, как и прежде… Но уже, еще недавно высоко стоявшие на небе; все совершенно затихло кругом, как обыкновенно затихает все только к утру: все спало крепким, неподвижным, передрассветным сном. В воздухе уже не так сильно пахло, — в нем снова как будто разливалась сырость… Недолги летние ночи!..
… утро зачиналось. Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке. Все стало видно, хотя смутно видно, кругом. Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсырела земля, запотели листья, кое-где стали раздаваться живые звуки, голоса, и жидкий, ранний ветерок уже пошел бродить и порхать над землею…..
… уже полились кругом меня по широкому мокрому лугу, и спереди, по зазеленевшимся холмам, от лесу до лесу, и сзади по длинной пыльной дороге, по сверкающим, обагренным кустам, и по реке, стыдливо синевшей из-под редеющего тумана, — полились сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого, горячего света… Все зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило. Всюду лучистыми алмазами зарделись крупные капли росы; мне навстречу, чистые и ясные, словно тоже обмытые утренней прохладой, принеслись звуки колокола, и вдруг мимо меня, погоняемый знакомыми мальчиками, промчался отдохнувший табун…

Отрывки из рассказа «Касьян с Красивой мечи». Из цикла «Записки охотника»

Иван Сергеевич Тургенев

Погода была прекрасная, еще прекраснее, чем прежде; но жара всё не унималась. По ясному небу едва-едва неслись высокие и редкие облака, изжелта-белые, как весенний запоздалый снег, плоские и продолговатые, как опустившиеся паруса. Их узорчатые края, пушистые и легкие, как хлопчатая бумага, медленно, но видимо изменялись с каждым мгновением; они таяли, эти облака, и от них не падало тени. ..
Молодые отпрыски, еще не успевшие вытянуться выше аршина, окружали своими тонкими, гладкими стебельками почерневшие, низкие пни; круглые губчатые наросты с серыми каймами, те самые наросты, из которых вываривают трут, лепились к этим пням; земляника пускала по ним свои розовые усики; грибы тут же тесно сидели семьями. Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в глазах от резкого металлического сверкания молодых, красноватых листьев на деревцах; всюду пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной слепоты, наполовину лиловые, наполовину желтые цветы Ивана-да-Марьи; кое-где, возле заброшенных дорожек, на которых следы колес обозначались полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра и дождя, сложенные саженями; слабая тень падала от них косыми четвероугольниками,— другой тени не было нигде. Легкий ветерок то просыпался, то утихал: подует вдруг прямо в лицо и как будто разыграется,— всё весело зашумит, закивает и задвижется кругом, грациозно закачаются гибкие концы папоротников,— обрадуешься ему… но вот уж он опять замер, и всё опять стихло. Одни кузнечики дружно трещат, словно озлобленные,— и утомителен этот непрестанный, кислый и сухой звук. Он идет к неотступному жару полудня; он словно рожден им, словно вызван им из . раскаленной земли.

***
Жара заставила нас, наконец, войти в рощу. Я бросился под высокий куст орешника, над которым молодой, стройный клен красиво раскинул свои легкие ветки…. Листья слабо колебались в вышине, и их жидко-зеленоватые тени тихо скользили взад и вперед по его тщедушному телу, кое-как закутанному в темный армяк, по его маленькому лицу. Он не поднимал головы. Наскучив его безмолвием, я лег на спину и начал любоваться мирной игрой перепутанных листьев на далеком светлом небе. Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и глядеть вверх! Вам кажется, что вы смотрите в бездонное море, что оно широко расстилается под вами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стекляино ясные волны; листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются в золотистую, почти черную зелень. Где-нибудь далеко-далеко, оканчивая собою тонкую ветку, неподвижно стоит отдельный листок на голубом клочке прозрачного неба, и рядом с ним качается другой, напоминая своим движением игру рыбьего плёса, как будто движение то самовольное и не производится ветром. Волшебными подводными островами тихо наплывают и тихо проходят белые круглые облака, и вот вдруг всё это море, этот лучезарный воздух, эти ветки и листья, облитые солнцем,— всё заструится, задрожит беглым блеском, и поднимется свежее, трепещущее лепетанье, похожее на бесконечный мелкий плеск внезапно набежавшей зыби. Вы не двигаетесь — вы глядите: и нельзя выразить словами, как радостно, и тихо, и сладко становится на сердце. Вы глядите: та глубокая, чистая лазурь возбуждает на устах ваших улыбку, невинную, как она сама, как облака по небу, и как будто вместе с ними медлительной вереницей проходят по душе счастливые воспоминания, и всё вам кажется, что взор ваш уходит дальше и дальше и тянет вас самих за собой в ту спокойную, сияющую бездну, и невозможно оторваться от этой вышины, от этой глубины…

Отрывки из романа «Рудин»

Иван Сергеевич Тургенев

Было тихое летнее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе; но поля еще блестели росой, из недавно проснувшихся долин веяло душистой свежестью, и в лесу, еще сыром и не шумном, весело распевали ранние птички….

…Кругом, по высокой, зыбкой ржи, переливаясь то серебристо-зеленой, то красноватой рябью, с мягким шелестом бежали длинные волны; в вышине звенели жаворонки.

***
День был жаркий, светлый, лучезарный день, несмотря на перепадавшие дождики. По ясному небу плавно неслись, не закрывая солнца, низкие, дымчатые тучи и по временам роняли на поля обильные потоки внезапного и мгновенного ливня. Крупные, сверкающие капли сыпались быстро, с каким-то сухим шумом, точно алмазы; солнце играло сквозь их мелькающую сетку; трава, еще недавно взволнованная ветром, не шевелилась, жадно поглощая влагу; орошенные деревья томно трепетали всеми своими листочками; птицы не переставали петь, и отрадно было слушать их болтливое щебетанье при свежем гуле и ропоте пробегавшего дождя. Пыльные дороги дымились и слегка пестрели под резкими ударами частых брызг. Но вот тучка пронеслась, запорхал ветерок, изумрудом и золотом начала переливать трава… Прилипая друг к дружке, засквозили листья деревьев… Сильный запах поднялся отовсюду…

***
В далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело — там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь черную сетку плакучей березы. Другие деревья либо стояли угрюмыми великанами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошные мрачные громады. Ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней и акаций как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом воздухе. Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем освещенные длинные окна. Кроток и тих был вечер; но сдержанный, страстный вздох чудился в этой тишине.

Pages: 1 2 3

Лето — Виталий Бианки (рассказы)

  

 
ПЕРВАЯ ТЕЛЕГРАММА ИЗ ЛЕСУ
 
Наступило лето. Пора выводить птенцов. В лесу каждый построил себе дом. Весь лес сверху донизу сейчас занят под жилье. Свободного местечка нигде не осталось. Живут на земле, под землей, на воде, под водой, на деревьях, в деревьях, в тарве и в воздухе.
 
ЛЕСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
У КОГО ДОМ ЛУЧШЕ ВСЕХ?
 
Ребята решили отыскать самый лучший дом. Оказалось — не так просто решить, какой дом лучше всех других. Самое большое гнездо у орла. Оно сделано из толстых сучьев и помещается на громадной толстой сосне. Самое маленькое гнездо у желтоголового королька. У него весь дом с кулачок, да и сам-то он ростом меньше стрекозы. Самый хитрый дом у крота. У него столько запасных ходов и выходов, что никак его не накроешь в его подземной норе. Самый искусный дом у слоника-листоверта — маленького жучка с хоботком. Слоник перегрыз жилки у березовых листьев и, когда листья начали вянуть, скрутил их в трубочку и скллеил слюнкой. В этот домик-трубочку слониха-самочка снесла свои яички. Самые простые гнезда у куличка-галстучника и козодоя-полуночника. Галстучник положил свои четыре яйца прямо в песок на берегу речки, а козодой — в ямочку, в сухие листья под деревом. Они оба не много потрудились над постройкой дома. Самый красивый домик у пеночки-пересмешки. Она свила себе гнездышко на березовой ветке, убрала его лишайником и легкой березовой кожуркой и вплела для украшения кусочки разноцветной бумаги, что валялись в саду какой-то дачи. Самое уютное гнездышко у долгохвостой синицы. Эту птицу зовут еще о п о л о в н и ч е к, потому что она похожа на разливательную ложку — ополовник.

Ее гнездо свито изнутри из пуха, перьев и шерстинок, а снаружи — из мха и шишайников. Оно все круглое, как тыскочка, и вход в него круглый, маленький, в самой середке гнезда. Самые удобные домики у личинок ручейников. Ручейники — крылатые насекомые. Когда они садятся, они складывают крылья крышей у себя на спине и прикрывают ими все свое тело. А личинки ручейников бескрылые, голые, им нечем прикрыться. Живут они на дне ручьев и речек. Найдет личинка сучочек или камышинку величиной со спичку, склеит на них трубочку из песчинок и залезает в нее задом, задом. Очень удобно получается: хочешь — совсем спрячься в трубочку и спи там спокойно, никто тебя не увидит; хочешь — высунь передние ножки и ползи по дну вместе с домом: домик-то легкий. А один ручейник нашел валявшуюся на дне тоненькую пипироску, залез в нее да так и путешествует в ней. Самый удивительный дом у водяного паука-серебрянки. Этот паук растянул паутину под водой между водорослями, а под паутинку на мохнатом брюшке натаскал пузырьки воздуха.
Так и живет паук в домике из воздуха.
 
ПО ЧУЖИМ ДОМАМ
 
Кто не сумел или поленился сам себе дом выстроить, устроился в чужом дому. Кукушки подкинули свои яйца в гнезда трясогузок, зарянок, славок и других маленьких домовитых птичек. Лесной кулик-черныш отыскал старое воронье гнездо и выводит в нем своих птенцов. Пескарям очень понравились покинутые хозяевами рачьи норки в песчаном берегу под водой. Рыбки выметали в них свою икру. А один воробей устроился очень хитро. Выстроил он себе гнездо под крышей, — мальчишки разорили его. Выстроил в дупле, — ласка все яйца повытаскала. Тогда воробей пристроился в громадном гнезде орла. Между толстыми сучьями этого гнезда свободно поместился его маленький домик. Теперь воробей живет спокойно, никого не боится. Огромный орел и внимания не обращает на такую мелкую птаху. Зато уж ни ласка, ни кошка, ни ястреб, ни даже мальчишки не разорят воробьиного гнезда: орла-то каждый боится.
 
ОБЩЕЖИТИЯ
 
Есть в лесу и общежития.
Пчелы, осы, шмели и муравьи строят дома на сотни и тысячи жильцов. Грачи заняли сады и рощи под свои гнездовые колонии, чайки — болота, песчаные острова и отмели, а ласточки-береговушки изрешетили обрывистые берега рек воими норками-пещерками.
 
ЧТО ЖЕ В ГНеЗДАХ?
 
А в гнездах яйца — у всех разные. И неспроста разные у разных птиц. У бекаса-куличка они все в пятнышках да в крапинках, а у вертиголовки белые, чуть только розоватые. А дело в том, что вертиголовкины яйца лежат в глубоком темном дупле, — их и не увидишь, у бекаса — прямо на кочке, совсем открыто. Всякий бы увидал, если б они белые были. Вот они и выкрнашены под цвет кочки, — скорей наступишь, чем заметишь. У диких уток тоже яйца почти белые, а гнезда у них на кочках — открытые. Зато уткам и приходится пускаться на хитрость. Когда утка сходит с гнезда, она выщипывает пух у себя на животе и прикрывает им яйца. Их и не видно. А почему у бекаса такие заостренные яйца? Ведь вот у большого хищного сарыча они круглые.
Опять понятно: бекас-куличок — птичка маленькая, раз в пять меньше сарыча. Как же он высидит и прикроет своим тельцем такие большие яйца, если они не лягут так удобно — носок к носку, острыми концами вместе, — чтобы занимать как можно меньше места? А почему у маленького бекаса такие же крупные яйца, как у большого сарыча? На этот вопрос придется ответить позже — когда выклюнутся птенцы из яиц.
 
СКОЛЬКО У КОГО ДЕТЕЙ?
 
В большом лесу за городом Ломоносовом живет молодая лосиха. У нее в этом году родился один лосенок. У орла-белохвоста гнездо в том же лесу. В гнезде два орленка. У чиха, зяблика, овсянки — до пяти птенцов. У вертиголовки — восемь. У ополовничка (долгохвостой синицы) — двенадцать. У серой куропатки — двадцать. У колюшки в гнезде из каждой икринки вывелось по мальку-колюшонку, всего сотня колюшат. У леща — сотни тысяч. У трески не перечесть: наверно, миллион мальков.
 
БЕСПРИЗОРНЫЕ
 
Лещ и треска совсем о своих детях не заботятся. Выметали икру и ушли. А ребятишки пускай сами, как знают, выводятся, живут и кормятся. Да как же и быть, если у тебя сотни тысяч ребятишек. За всеми не усмотришь. У лягушки всего одна тысяча ребят, и то она о них не думает. Конечно, беспризорным не легко живется. Под водой много прожорливых чудовищ, и все они падки до вкусной рыбьей и лягушечьей икорки, до рыбешек и лягушат. Сколько гибнет рыбьих мальков и головастиков, сколько опасностей им грозит, пока они не вырастут в больших рыб и лягушек, — прямо подумать страшно.
 
ЗАБОТЛИВЫЕ РОДИТЕЛИ
 
Зато лосиха и все птицы-матери — вот уж заботливые родители. Лосиха готова жизнь отдать за своего единственного детеныша. Попробуй напасть на нее хоть сам медведь: она так начнет брыкаться и передними и задними ногами, так отделает его копытами, что в другой раз мишка и близко не сунется к лосенку. Ребятам попался в поле куропаткин сын: из-под самых ног у них выскочил и помчался в траву прятаться. Они его поймали, а он — как пискнет! Откуда ни возьмись — мать-куропатка.
Усидела сына в руках людей, заметалась, заклохтала, на землю припала, крыло волочит. ребята подумали: она раненая. Куропатчонка бросили, за ней погнались. Купропатка ковыляет по земле — вот-вот рукой схватишь; но только руку протянешь — она в сторону. Гнались-гнались так за куропаткой, — вдруг она крыльями захлопала, поднялась над землей — и улетела как ни в чем не бывало. Вернулись наши ребята назад — за куропатчонком, — а его и след простыл. Это нарочно мать раненой притворялась, отводила от сына, чтобы спасти его. Она за каждого своего летеныша так заступается: ведь у нее их всего только двадцать.
 
КАКИЕ ВВЕЛИСЬ ПТЕНЦЫ У БЕКАСА И САРЫЧА?
 
У маленького сарыча, только что вылупившегося из яйца, на носу белая шишечка. Это — «яйцевой зуб». Им-то птенец и разбивает скорлупу, когда ему пора из яйца выходить. Сарычонок вырастет и будет кровожадным хищником — грозой грызунов. А сейчас он забавный малыш, весь в пуху, полуслепой. Он такой беспомощный, такой неженка: шагу ступить не может без папы и мамы. Он умер бы с голоду, если б они его не кормили. А есть среди птенцов других птиц и боевые ребята: как только выклюнутся из яйца, сейчас вскочат на ножки — и пожалуйста: уж и пищу сами себе добывают, и воды не боятся, и от врагов сами прячутся. А вот сидят два бекасенка. Они только день как из яйца, а ух гшнездо свое покинули и сами себе отыскивают червячков. Потому и были у бекаса такие большие яйца, чтобы бекасята в них подрастать могли. Куропаткин сын, о котором вы рассказывали, — тоже боевой. Только что родился, а уж бежит со всех ног. Вот еще дикий утенок — крохаль. Он, как только на свет пояовился, сейчас же заковылял к речке, бултых в воду! — и стал купаться. Он и нырять уже умеет и потягиваться, приподнявшись на воде, — совсем как большой. А пищухина дочь — ужасная неженка. Целые две недели в гнезде просидела, теперь вылетела и сидит на пне. Вот как надулась: недовольна, что мать долго не летит с кормом. Самой скоро уже три недели, а все еще пищит и требует, чтотбы мать запихивала ей в рот гусениц и другие лакомства.

 
КОЛОНИЯ НА ОСТРОВЕ
 
На песчаной отмели одного острова живут на даче маленькие чайки. По ночам они спят в песчаных лунках (ямках) — по трое в лунке. Вся отмель в лунках: такая большая колония чаек. Днем они учатся летать, плавать и ловить мелкую рыбешку под руководством старших. Старые чайки учат и зорко охраняют своих ребят. Когда приближается враг, они слетаются стаей и кидаются на него с таким криком и гамом, что всякому страшно станет. Даже громадный морской орел-белохвост спешит удрать от них подальше.
 
КУПАНИЕ МЕДВЕЖАТ
 
наш знакомый охотник шел берегом лесной реки и вдруг услышал громкий треск сучьев. Он испугался и влез на дерево. Из чащи вышли на берег большая бурая медведица, с ней два веселых медвежонка и пестун — ее годовалый сын, медвежья нянька. Медведица села. Пестун схватил одного медвежонка зубами за шиворот и давай окунать его в речку. Медвежонок визжал и брахатался, но пестун не выпускал его, пока хорошенько не выполоскал в воде. Другой медвежонок испугался холодной ванны и пустился удирать в лес. Пестун догнал его, надавал шлепков, а потом — в воду, как первого. Полоскал, полоскал его — да ненароком и выронил в воду. Медвежонок как заорет! Тут в один миг подскочила медведица, вытащила сынишку на берег, а пестуну таких плюх надавала, что он, бедный, взвыл.
 
ФОКУС МАЛЕНЬКИХ КРУТИГОЛОВОК
 
Наша кошка увидела на дереве дупло и подумала, что там гнездо какой-нибудь птички. Она захотела съесть птенчиков, полезла на дерево и видит: на дне дупла гадючата копошатся, извиваются. Да как зашипят! Коглка струсила, прыг с дерева — только бы ноги унести! А в дупле-то были совсем не гадючата, а птенцы крутиголовки (вертишейки). ЭЖто у них фокус такой, чтоб от врагов защищаться: головами крутят, шеями вертят, — шейки у них, как змейки, извиваются. Да при этом они еще и шипят по-гадючьи. Ядовитых-то гадюк всякий боится. Вот маленькие крутиголовки и подражают гадюке, чтобы врагов напугать.
 
ВЕСНЫЕ ДОМИШКИ
 
Высоко над рекой, над крутым обрывом, носились молодые ласточки-береговушки. Гонялись друг за другом с визгом и писком: играли в пятнашки. была в их стае одна маленькая Береговушка, такая проворная: никак ее догнать нельзя было — от всех увертывается. Погонится за ней пятнашка, а она — туда, сюда, вниз, вверъ, в сторону бросится, да как пустится лететь — только крылышки мелькают! Вдруг, откуда ни возьмись, Чеглок-Сокол мчится. острые изогнутые крылья так и свистят. Ласточки перепошились: все — врассыпную, кто куда, — мигом разлетелась вся стая. А проворная Береговушка от него без оглядки за реку, да над лесом, да через озеро! Очень уж страшной пятнашкой был Чеглок-Сокол. Летела, летела Береговушка — из сил выбилась. Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась, — а место совсем незнакомое. Посмотрела вниз, — внизу река течет. Только не своя — чужая какая-то.
 
Испугалась береговушка. Дорогу домой она не помнила: где ж ей было запомнить, когда она неслась без памяти от страха? А уж вечер был; ночь скоро. Как тут быть? Жутко стало маленькой Береговушке. Полетела она вниз, села на берегу и горько заплакала. вдруг видит: бежит мимо нее по песку маленькая желтая птичка с черным галстучком на шее. береговушка обрадовалась, спрашивает у желтой птички: — Скажите, пожалуйста, как мне домой попасть? — А ты чья? — спрашивает желтая птичка. — Не знаю, — отвечает Береговушка. — Трудно же будет тебе свой дом разыскать! — говорит желтая птичка. — Скоро солнце закатится, темно станет. Оставайся-ка лучше у меня ночевать. Меня зовут Зуек. А дом у меня вот тут — рядом. Зуек пробежал несколько шагов и показал клювом на песок.
 
Потом закланялся, закачался на тоненьких ножках и говорит: — Вот он, мой дом. Заходи! Взглянула Береговушка: кругом песок да галька, а дома никакого нет. — Неужели не видишь? — удивился Зуек. — Вот сюда гляди, где между камешками яйца лежат. Насилу-насилу разглядела Береговушка: четыре яйца в бурых крапинках лежат рядышком прямо на песке среди гальки. — Ну, что же ты? — спрашивает Зуек. — Разве тебе не нравится мой дом? береговушка не знает, что и сказать: скажешь, что дома у него нет, еще хозяин обидится. Вот она ему и говорит: — не привыкла я на чистом воздухе спать, на голом песке, без подстилочки. — Жаль, что не привыкла! — говорит Зуек. — Тогда лети-ка вон в тот еловый лесок. Спроси там голубя по имени Витютень. Дом у него с полом. У него и ночуй. — Вот спасибо! — обрадовалась Береговушка. И полетела в еловый лесок. Там она скоро отыскала лесного голубя Витютня и попросилась к нему ночевать. — Ночуй, если тебе моя хата нравится, — говорит Витютень. А какая у ОВитютня хата? Один пол, да и тот, как решето, весь в дырьях. Просто прутики на ветви накиданы как попало. На прутиках белые голубиные яйца лежат. Снизу их видно: просвечивают сквозь дырявый пол.
 
Удивилась Береговушка. — У вашего дома, — говорит она Витютню, -0 один пол, даже стен нет. Как же в нем спать? — Что же, — говорит Витютень, — если тебе нужен дом со стенами, лети, разыщи Иволгу. У нее тебе понрпавится. И Витютень сказал Береговушке адрес Иволги: в роще на самой красивой березе. Полетела Береговушка в рощу. А в роще березы одна другой красивее. Искала, искала Иволгин дом и вот, наконец, увидела: висит на березовой ветке крошечный легкий домик. Такой уютный домик и похож на розу, сделанную из тонких листков серой бумаги. «Какой же у Иволги домик маленький, — подумала Береговушка. — Даже мне в нем не поместиться». Только она хотела постучаться, — вдруг из серого домика вылетели осы. Закружились, зажужжали, — сейчас ужалят! Испугалась береговушка и скорей улетела прочь. Мчится среди зеленой листвы. Вот что-то золотое и черное беснуло в нее перед глазами.
 
Подлетела ближе, видит: на ветке сидит золотая птица с черными крыльями. — Куда ты спешишь, маленькая? — кричит золотая птица Береговушке. — Иволгин дом ищу, — отвечает Береговушка. — Иволга — это я, — говорит золотая птица. — А дом мой вот зхдесь, на этой красивой березе. Береговушка остановилась и посмотрела, куда Иволга ей показывает. Сперва она ничего различить не могла: все только зеленые листья да белые березовые ветви. А когда всмотрелась — так и ахнула. Высоко над землей к ветке подвешена легкая плетеная корзиночка. И видит Береговушка, что это и в самом деле домик. Затейливо так свит из пеньки и стебельков, волосков и шерстинок и тонкой березовой кожурки. Ух! — говорит Береговушка Иволге. — Ни за что не останусь в этой зыбкой постройке! Она качается, и у меня все перед глазами вертится, кружится… Того и гляди, ее ветром на землю сдует. Да и крыши у вас нет. — Ступай к Пеночке! — обиженно говорит ей золотая Иволга. — Если ты боишься на чистом воздухе спать, так тебе, верно, понравится у нее в шалаше под крышей. Полетела Береговушка к Пеночке. Желтая маленькая Пеночка жила в траве как раз под той самой березой, где висела Иволгина воздушная колыбелька. береговушке очень понравился ее шалашик из сухой травы и мха. «Вот славно-то! — радовалась она. — Тут и пол, и стены, и крыша, и постелька из мягких перышек! Совсем как у нас дома!» Ласковая Пеночка стала ее укладывать спать. Вдруг земля под ними задрожала, загудела. береговушка встрепенулась, прислушивается, а Пеночка ей говорит: — Жто кони в рощу скачут.
 
— А выдержит ваша крыша, — спрашивает Берговушка, — если конь на нее копытом ступит? Пеночка только головой покачала печально и ничего ей на это не ответила. — Ох, как страшно тут! — сказала Береговушка и вмиг выпорхнула из шалаша. Тут я всю ночь глаз не сомкну: все буду думать, что меня раздавят. У нас дома спокойно: там никто на тебя не наступит и на землю не сбросит. — Так, верно, у тебя такой дом, как у Чемги, — догадалась Пеночка. — У нее дом не на дереве — ветер его не сдует, да и не на земле — никто не раздавит. Хочешь, провожу тебя туда? — Хочу! — говорит Береговушка. Полетели они к оЧемге. Прилетели на озеро и видят: посреди воды на тростниковом островке сидит большеголовая птица. на голове у птицы перья торчком стоят, словно рожки. тут Пеночка с
 
Береговушкой простилась и наказала ей к этой рогатой птице ночевать попроситься. Полетела Береговушка и села на островок. Сидит и удивляется: островок-то, оказывается, плавучий. Пылвет по озеру куча сухого тростника. Посреди кучи — ямка, а дно ямки мягкой болотной травой устлано. На траве лежат Чемгины яйцаа, прикрытые легкими сухими тростиночками. А сама Чемга рогатая сидит на островке с краешка, разъезжает на своем суденышке по всему озеру. береговушка рассказала Чемге, как она искала и не могла найти себе ночлега, и попросилась ночевать. — А ты не боишься спать на волнах? — спрашивает ее Чемга. — А разве ваш дом не пристанет на ночь к берегу? — Мой дом — не пароход, — говорит Чемга. — Куда ветер гонит его, туда он и плывет. Так и будем всю ночь на волнах качаться. — Боюсь… — прошептала Береговушка. — Домой хочу, к маме… Чемга рассердилась. — Вот, — говорит, — какая привередливая! Никак на тебя не угодишь! Лети-ка поищи сама себе дом, какой нравится.
 
Прогнала Чемга береговушку, та и полетела. Летит и плачет. А уж ночь наступает; солнце зашло, темнеет. Залетела Береговушка в густой лес, смотрит: на высокой ели, на толстом суку, выстроен дом. Весь из сучьев, из палок, круглый, а изнутри мох торчит теплый, мягкий. «Вот хороший дом, — думает она, — прочный и с крышей». Подлетела маленькая Береговушка к большому дому, постучала клювиком в стенку и просит жалобным голоском: — Пустите, пожалуйста, хозяюшка, переночевать! А из дому вдруг как высунется рыжая звериная морда с оттопыренными усами, с желтыми зубами. да как зарычит страшилище: — С каких это пор птахи по ночам стучат, ночевать просятся к белкам в дом?
 
Обмерла Береговушка, сердце камнем упало. Отшатнулась, взвилась над лесом да стремглав, без оглядки, наутек! Летела, летела — из сил выбилась. Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась, — а место знакомое. Посмотрела вниз — внизу река течет. Своя река, родная! Стрелой бросилась вниз к речке, а оттуда — вверх, под самый обрыв крутого берега. И пропала. А в обрыве — дырки, дырки, дырки. Это все ласточкины норки. В одну из них и юркнула Береговушка. Юркнула и побежала по длинному-длинному, узкому-узкому коридору. Добежала до его конца и впорхнула в просторную круглую комнату. Тут давно ждала ее мама. Сладко спалось в ту ночь усталой маленькой Береговушке у себя на мягкой теплой постельке из травинок, конского волоса и перьев… Покойной ночи!
 
МАСТЕРА БЕЗ ТОПОРА
 
Загадали мне загадку: «Без рук, без топоренка построена избенка». Что такое? Оказывается, — птичье гнездо. Поглядел я, — верно! вот сорочье гнездо: как из бревен, все из сучьев сложено, пол глиной вымазан, соломкой устлан, посередке вход; крыша из веток. Чем не избенка? А топора сорока никогда и в лапках не держала. Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топоренка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить? рук им не приделаешь. А вот топор… Топоренок для них достать можно.
 
Достал я топоренок, побежал в сад. Глядь, — козодой-полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему: — Козодой, козодой, трудно тебе гнезда вить без рук, без топоренка? — А я и не вью гнезда! — говорит козодой. — Глянь, где яйца ввсиживаю. Вспорхнул козодой, — а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат. «Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топоренка не надо. Сумел и без них строиться». Побежал дальше. Выбежал на речку. Гоядь, там по веткам, по кусточкам ремез-синичка скачет, — тоненьким своим носиком с ивы пух собирает. — На что тебе пух, ремез? — спрашиваю. — Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка. «Ну, — думаю про себя, — этому топоренок тоже ни к чему — пух собирать…» Побежал дальше.
 
Прибежал к дому. Глядь, под коньком ласточка-касаточка хлопочет гнездышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком ее на речке еолупает, носиком носит. «Ну, — думаю, — и тут мой топоренок ни при чоем. И показывать его не стоит». Побежал дальше. Прибежал в рощу. Глядь, там на елке певчего дрозда гнездо. Загляденье, что за гнездышко: снаружи все зеленым мхом украшено, внутри — как чашечка гладкое. — Ты как такое себе гнездышко смастерил? — спрашиваю. — Ты чем его внутри так хорошо отделал? — Лапками да носом мастерил, — отвечает певчий дрозд. — Внутри все цементом обмазал из древесной трухи со слюнкой со своей. «Ну, — думаю, — опять я не туда попал. надо таких искать птиц, что полтничают». И слышу: «Ту-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» — из лесу. Я туда. ОА там дятел. Сидит на березе и плотничает, дупло себе делает — детей выводить. Я к нему: — Дятел, дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принес: настоящий топоренок!
 
Поглядел дятел на топоренок и говорит: — Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, — носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха! Смутил меня дятел: птицы-то, видно, все — мастера без топора. Тут увидел я гнездо орла. Большущая куча столстых сучьев на самой высокой сосне в лесу. «Вот, — думаю, кому топор-то нужен: сучья рубить!» Подбежал к той сосне, кричу: — Орел, орел! А я тебе топоренок принес! Рознял орел крылья и клекочет: — Вот спасибо, парнишка! Кинь свой топоренок в кучу. Я сучков на него еще навалю — прочная будет постройка, доброе гнездо.
—————————————————————
Виталий Бианки.Рассказы и сказки о животных
и о природе для детей.Читаем бесплатно онлайн
 

Читать все рассказы Бианки.Список произведений.
 

Рассказы для лета

«Начните с начала, — серьезно сказал король, — и продолжайте, пока не дойдете до конца: затем остановитесь». (из «Алиса и страна чудес » Льюиса Кэрролла)

Помните, как лето растянулось перед вами бесконечно, и добрые люди угощали вас закусками, пока вы растянулись на полу в невероятно гибких позах и читали в свое удовольствие? Что ж, да, и хотя я не брал настоящих летних каникул за всю свою взрослую жизнь, я все равно составляю свой список для чтения, как будто отправляюсь на месячный отдых в Хэмптонс. С 23 книгами на моем «шорт-лист» на это и без того уходящее лето, даже если бы я сел в «Джитни» прямо сейчас, я бы никогда не закончил их к Дню труда. Горе мне, горе всем нам, читателям, которые все еще мчатся в книжный магазин с затаенной надеждой школьников на каникулах. Потому что я помню, каково это перевернуть последнюю страницу под тем же заходящим солнцем, которое взошло тем утром, и ничто не заменит ощущение полного погружения в историю от начала до конца.

Это одна из многих причин, почему я люблю рассказы. У меня нет двенадцати часов на чтение каждый день, но у меня определенно есть двенадцать минут, и за это лето я прочитал более 30 рассказов, большинство из них залпом:

Если вы прочтете только один сборник из этого списка, сделай это Кевина Уилсона Туннель к центру Земли . Истории захватывают вас из первая строка ( Мне понадобилась почти неделя, чтобы убедить Сью-Би пойти посмотреть этот парень выстрелил себе в лицо ) и удивит вас шоком нежность, смешанная с абсурдом. Многие из этих историй связаны с небольшим подгонка реальности, которая делает их милыми, забавными и привлекательными, освещающими их часто печальные подоплеки. Вступительная история “Grand Stand-In” рассказывается пожилой женщиной без семьи, которая отвечает на объявление в газете: «Требуются бабушки — опыт не требуется». Вскоре она нанята Дополнительный поставщик ядерной семьи – короче говоря, она снимает бабушку на пять семьи, чьи матриархи умерли до того, как их дети узнали их, или которые слишком нездоровы, чтобы развлекаться. В романе такая невероятная предпосылка была бы скорее всего превратится в наименее интересную научную фантастику. Но в 26 страниц, Уилсон делает из этого красивое и глубоко человеческое размышление об одиночестве, ожидания и неудачи семьи. Моя любимая история в Коллекция «Музей этажерки» рассказывает о серьезной молодой женщине, которая заботится о для музея одержимо собираемого хлама и пожилого доктора, который приходит раз в неделю глазеть на коллекцию обычных ложек из нержавейки. Все персонажей эти истории одиноки; каждая история о найти способ стать немного менее одиноким — самыми необычными способами.

Даже если я еще не был поклонником творчества Мэйл Мелой, я бы прочитал В обе стороны Единственный способ, которым я хочу это только из-за названия. В коллекции предпоследняя история, противоречивый муж размышляет о стихотворении А.Р. Аммонс ( Один не могу/иметь это/оба способа/и оба/способа/единственный/способ, которым я/хочу ). Он лжет свернувшись калачиком со своей женой три десятилетия, утешенный ее умом и стареющая красавица, в то время как он размышляет о том, чтобы уйти от нее к девушке, недавно ставшей подростком которые научили своих уже взрослых детей плавать. Сила, с которой он хотел, чтобы и то, и другое заставило его стиснуть зубы. Какой дурак хотел только Одностороннее движение? Каждая из одиннадцати историй ставит такой же вопрос, как дела, браки и детство балансируют на грани решения: уйти или остаться, жить дальше или продолжать жить. Ни один из персонажей не вызывает симпатии, но их внутренние конфликты заставляют нас сочувствовать им, даже если мы щурим глаза на их отсутствие стойкости. В “Two-Step” женщина размышляет о своей лучшей подруге. неверный муж: Он вел себя как человек, которым хотел быть, в надежде, что он мог стать им. Он будет продолжать действовать до тех пор, пока не сможет больше терпеть, и тогда он был бы человеком, которым он был . Это истории о людях, которые становятся теми, они есть, и великая драма заключается в слабости борьбы. Проза Мелоя чиста, но не слишком скудна, детализирована, но не кажется затянутой. тихий, но никогда не отстраненный — все это подчеркивает часто мелочный характер центральный конфликт с большим эмоциональным эффектом. Для писателя эти рассказы примеры настоящего мастерства, и для читателя они просто хороши.

Отличие Персонажи Мелоя, Саймона Ван Буя в Любовь начинается зимой погружение после любви без раздумий действовать по таинственному стечению обстоятельств и перевязывать их трагические раны с новыми воспоминаниями. Рассказы длинные (50-70 страниц), предлагая читателю больше времени, чтобы собрать воедино фрагменты персонажей и история. Ван Бой пишет короткими предложениями с паузами и поэтическая текучесть. Ритм напоминает мне чей-то рассказ о сне – каждый деталь, основанная на последней, набирает обороты, пока не прорывается откровение:

Однажды Джордж Фрак получил письмо. Это было очень далеко. На марке была птица. Его крылья были широкий и неподвижный. Птица парила высоко над лесом, ее тело было испещрено красные искры. Джордж задался вопросом, летела ли птица до места или от него… Затем он открыл ее и нашел страницу с синим почерком и фотографию девушка с каштановыми волосами. На девушке было темно-синее платье из полиэстера, усеянное маленькие красные сердечки. У нее также была розовая заколка в волосах. Ее руки были крошечными.

Почерк был полон петли, как если бы каждая буква была чашей, крепко удерживаемой на странице тяжестью Каждое маленькое намерение.

Когда Джордж прочитал страницу, его рот открылся, и из его горла вырвался низкий стон .

Ван Бой щедр на философские размышления и признания о любви, жизни, памяти, которые вкупе со случайностями и судьбоносными встречами придают этим истории неземного, потустороннего качества – очень похоже на приостановленные во времени чувство влюбленности.

Моя копия Дебютная коллекция Лидии Пилль, Причины и преимущества дыхания , заполнен закладками, обозначающими замечательные строки и отрывки, начиная с первая строка первого рассказа: Моему отцу было восемнадцать, когда мул убийцы наконец добрались до фермы его отца . Каждая история требует прочтения в один присест, но вам понадобится перерыв между ними, чтобы часто удивительный эмоциональный вес; это не легкая коллекция, и Пил знает как разбивать сердца. В моем любимом рассказе «Возлюбленные родео» рассказчик вспоминает лето, которое она и ее лучшая подруга провели вместе, как хитрое стабильные девочки – “последнее лето, последнее перед мальчиками”.

Мы покрытые царапинами и синяками, осколки застряли так глубоко в наших ладонях, что мы не знаю, они там. Наши тела прощают нам наши риски, и пони прощают, слишком. Мы усовершенствовали искусство падения.

История живет гордым бесстрашием этих грубых девушек, которые до сих пор уметь играть, не боясь зарождающегося осознания того, что взрослые плохо себя ведут вокруг них. ( Rodeo — наша любимая игра, потому что она самая быстрая и самая безрассудный, включающий в себя множество подвигов скорости и храбрости… ) Пишу в основном на первое лицо множественного числа, Пилль прибивает неразлучную пару, яростную солидарность, превосходство, которое возможно только в детстве. “Возлюбленные” глубоко атмосферно – несколько страниц я действительно жил в том жарком, пыльном мире, желая Я был возлюбленным родео. Когда я добрался до последней страницы, угадывая некоторые Приближалась потеря невинности, вдруг у меня перехватило горло и глаза заполнено – внезапный крик вырвался, когда я дошел до последнего абзаца. Без сюжетного спойлера здесь; ничего не «происходит», кроме конца того лета, лета перед мальчиками. В тот день я не мог больше ничего читать, кроме этой истории. снова и снова, чтобы попытаться понять, как это было сделано, и провести еще один момент внутри того лета.

— Люсия Сильва

Помимо того, что он является ключевым рецензентом BookBrowse и нашим редактором контента, Лючия является покупателем книг для портрета книжного магазина в Студио-Сити, Калифорния, и менеджер The Book Works в Дель-Мар, Калифорния. Также можно услышать, как она рекомендует книги по утреннему выпуску NPR со Сьюзен Стэмберг и по KPBS в Сан-Диего. Другие обзоры Люсии

4 рассказа, которые изменят ваше мышление

«Всегда найдется место для истории, которая может
перенести людей в другое место».
?Дж.К. Роулинг

Позвольте мне ненадолго отвлечь вас и рассказать четыре коротких истории.

Это старые истории – знакомые истории. Люди и обстоятельства немного различаются для каждого, кто их рассказывает, но основные уроки остаются прежними.

Я надеюсь, что поворот, который мы придали им здесь, вдохновит вас думать по-другому…

История № 1:  Вся разница в мире

Каждое воскресное утро я совершаю легкую пробежку в парке рядом с моим домом. В одном углу парка есть озеро. Каждый раз, когда я пробегаю мимо этого озера, я вижу одну и ту же пожилую женщину, сидящую у кромки воды с небольшой металлической клеткой рядом с ней.

В прошлое воскресенье любопытство взяло верх надо мной, поэтому я перестал бегать и подошел к ней. Подойдя поближе, я понял, что металлическая клетка на самом деле была маленькой ловушкой. Три черепахи, целые и невредимые, медленно ходили вокруг основания ловушки. На коленях у нее была четвертая черепаха, которую она тщательно чистила губчатой ​​щеткой.

— Привет, — сказал я. — Я вижу тебя здесь каждое воскресное утро. Если ты не возражаешь против моего любопытства, я хотел бы знать, что ты делаешь с этими черепахами».

Она улыбнулась. «Я счищаю их панцири», — ответила она. «Все, что находится на панцире черепахи, например, водоросли или пена, снижает способность черепахи поглощать тепло и препятствует ее способности плавать. Он также может разъедать и ослаблять оболочку с течением времени».

«Вау! Это очень мило с твоей стороны!» — воскликнул я.

Она продолжила: «Каждое воскресное утро я провожу пару часов, отдыхая у этого озера и помогая этим маленьким ребятам. Это мой собственный странный способ изменить ситуацию».

«Но разве большинство пресноводных черепах всю жизнь не живут с водорослями и накипью, свисающими с их панцирей?» Я спросил.

«Да, к сожалению, есть», — ответила она.

Я почесал затылок. — Ну, тогда ты не думаешь, что можно было бы потратить время с большей пользой? Я имею в виду, я думаю, что ваши усилия добры и все такое, но есть пресноводные черепахи, живущие в озерах по всему миру. И у 99% этих черепах нет таких добрых людей, как вы, которые помогали бы им очищать панцири. Итак, без обид… но как именно ваши локальные усилия здесь действительно меняют ситуацию?»

Женщина громко хихикнула. Затем она посмотрела на черепаху у себя на коленях, стерла последний кусочек водорослей с ее панциря и сказала: «Дорогой, если бы этот малыш мог говорить, он бы сказал тебе, что я только что изменил мир. ”

Мораль:   Вы можете изменить мир — может быть, не весь сразу, но один человек, одно животное и одно доброе дело за раз. Просыпайтесь каждое утро и делайте вид, что то, что вы делаете, имеет значение. Оно делает. (Читать 29 подарков.)

История № 2: Вес стекла

Однажды профессор психологии ходил по сцене, обучая аудитории, полной студентов, принципам управления стрессом. Когда она подняла стакан с водой, все ожидали, что им зададут типичный вопрос «стакан наполовину пуст или стакан наполовину полон». Вместо этого с улыбкой на лице профессор спросила: «Насколько тяжел этот стакан с водой, который я держу?»

Студенты выкрикивали ответы от восьми унций до пары фунтов.

Она ответила: «С моей точки зрения, абсолютный вес этого стакана не имеет значения. Все зависит от того, как долго я его держу. Если я держу его в течение минуты или двух, он довольно легкий. Если я буду держать его в течение часа подряд, его вес может вызвать у меня небольшую боль в руке. Если я буду держать его в течение дня, моя рука, скорее всего, сведется судорогой, я почувствую себя полностью онемевшей и парализованной, что заставит меня уронить стакан на пол. В каждом случае вес стакана не меняется, но чем дольше я его держу, тем тяжелее он мне кажется».

Когда класс согласно покачал головами, она продолжила: «Ваши жизненные стрессы и заботы очень похожи на этот стакан воды. Подумайте о них какое-то время, и ничего не произойдет. Подумайте о них еще немного, и вы начнете немного болеть. Думайте о них весь день, и вы почувствуете себя совершенно оцепеневшим и парализованным — неспособным делать что-либо еще, пока не бросите их».

Мораль:   Важно не забывать избавляться от стрессов и забот. Что бы ни происходило в течение дня, как можно раньше вечером отложите все свои бремена. Не носите их с собой всю ночь и на следующий день. Если вы все еще чувствуете тяжесть вчерашнего стресса, это явный признак того, что пора поставить стакан на стол. (Ангел и я обсуждаем этот процесс отпускания в главах «Невзгоды» и «Любовь к себе» книги «1000 маленьких вещей, которые счастливые, успешные люди делают по-другому».) акулу в большой накопительный резервуар, а затем выпустили в него несколько небольших наживок.

Как и следовало ожидать, акула быстро проплыла вокруг аквариума, напала и съела более мелкую рыбу.

Затем морской биолог вставил в аквариум прочный кусок прозрачного стекловолокна, создав две отдельные перегородки. Затем она поместила акулу на одну сторону стекловолокна, а новый набор наживки — на другую.

Акула снова быстро напала. Однако на этот раз акула врезалась в перегородку из стекловолокна и отскочила. Не испугавшись, акула продолжала повторять это поведение каждые несколько минут, но безрезультатно. Тем временем наживка плавала невредимой во второй перегородке. В конце концов, примерно через час эксперимента акула сдалась.

Этот эксперимент повторялся несколько десятков раз в течение следующих нескольких недель. С каждым разом акула становилась менее агрессивной и предпринимала меньше попыток атаковать живца, пока в конце концов акула не устала ударяться о стеклопластиковый разделитель и просто перестала атаковать.

Затем морской биолог снял перегородку из стекловолокна, но акула не напала. Акулу приучили верить, что между ней и рыбой-наживкой существует барьер, поэтому рыба-наживка плавала, куда хотела, без вреда для себя.

Мораль:   Многие из нас, пережив неудачи и неудачи, эмоционально опускают руки и прекращают попытки. Подобно акуле в этой истории, мы верим, что, поскольку мы потерпели неудачу в прошлом, мы всегда будем неудачливы. Другими словами, мы продолжаем видеть барьер в наших головах, даже если между тем, где мы находимся, и тем, куда мы хотим идти, не существует «настоящего» барьера. (Читайте «Неизведанная дорога».)

История № 4: Бытие и дыхание

Одним теплым вечером много лет назад…

Проведя почти каждую минуту бодрствования с Ангелом в течение восьми дней подряд, я понял, что должен рассказать ей только одно. Так поздно ночью, как раз перед тем, как она заснула, я прошептал ей это на ухо. Она улыбнулась – такая улыбка заставляет меня улыбнуться в ответ – и сказала: «Когда мне семьдесят пять, и я думаю о своей жизни и о том, каково это быть молодым, я надеюсь, что смогу вспомнить этот самый момент.

Через несколько секунд она закрыла глаза и уснула. В комнате было тихо — почти тихо. Все, что я мог слышать, это мягкое мурлыканье ее дыхания. Я бодрствовал, думая о времени, которое мы провели вместе, и обо всех решениях в нашей жизни, которые сделали этот момент возможным. И в какой-то момент я понял, что не имеет значения, что мы сделали или куда мы пошли. Будущее также не имело никакого значения.

Все, что имело значение, это безмятежность момента.

Просто быть с ней и дышать с ней.

Мораль:  Мы не должны позволять часам, календарю и внешнему давлению управлять нашей жизнью и ослеплять нас тем фактом, что каждый отдельный момент нашей жизни является прекрасной тайной и чудом, особенно те моменты, которые мы проводим в присутствии любимого человека.

Ваша очередь…

Чем сегодня вы думаете иначе, чем когда-то? Какой жизненный опыт или осознание привели к значительным изменениям в вашем образе мышления? Пожалуйста, оставьте комментарий ниже и поделитесь с нами своей историей.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *